Обстенно-горохово, абстинентно-синдромно,
высоко-барьерно людское общение,
шумят обстоятельства аэродромно,
уменьшено ссорами сердцевмещение.
Барьеры дуэлей, барьеры поребриков,
барьеры военные, языковые .
Сердца изливая заметим по репликам,
что мы непонятные, чумно-чужие.
Барьеры-манеры, барьеры-терьеры,
барьеры-бактерии горла, сознания,
барьеры-карьеры в размер с Кордильеры
усилили манию непонимания.
«Барьер!»- мы скомандуем нашей собачности,
она заскулит, видя стену высокую.
Душа закоснела в бездружье, в безбрачности.
Кто стерпит колючесть её одинокую?
Любой без любви засыхает, болеет,
но, слишком лелея свою независимость,
пути подъездные усердно барьерит,
отвергнув общительность, искренность, письменность.
Издревле старались святые апостолы
барьеры разрушить, наполнить весёлостью,
соделать озёрами ямы компостные
тоскующих глаз, напитать невесомостью.
Их надо призвать перед каждой беседою,
чтоб эта беседа не стала боданием,
словесной дуэлью, заевшей кассетою,
наполнилась радостным сверхпониманием.
Собор прекрасен по своей идее.
Собранье многих со’бранней, умнее
чем пять голов и даже двадцать пять.
Но ведь собором могут управлять.
Синедрион Христа судил, просил о страшной казни.
Синод имперский жил в тисках, в боязни.
Соборы изгоняли Златоуста.
Ложь и запугиванье-страшные искусства.
Соборы правильные долго исправляли
то, что неправильные впопыхах приня’ли.
Советы, съезды, партсобранья, слёты
немало адской сделали работы.
Не так опасны сходняки блатные,
как встречи с теми, кто Христу чужие.
Я верю, что Отцы Семи Соборов
избавят нас от распрей и раздоров.
Разрушат то, что было не от Бога.
И скандалистов выпорют немного.
Как хочется, чтоб всплеск неравнодушья
молитвословы в руки дал, не ружья!
Кошки – сородичи львов, леопардов,
тигров, пантер, пум, гепардов, манулов,
барсов и рысей. От жизненных стартов
к жизненным финишам время шагнуло.
Прежде они все пред Евой играли,
мчались на поиски яблок, малины.
Мамой своей, госпожою считали,
также и ящеры-исполины.
Острые зубы и крепкие когти
– не для убийства, для строек Адама,
после паденья кусавшего локти –
хищность, кусачесть зверушек есть- драма.
Кошки одни лишь остались у дома,
где начиналось сраженье с тоскою.
Всем нам, наверно, такое знакомо-
все отвернулись, лишь кошка с тобою.
Кошкотопители, станьте добрее –
Бог возрастит и прокормит котяток!
Гладьте друзей за ушами, по шее
даже когда захромает достаток.
Вы же-кошатники, будьте умнее-
не променяйте людей на питомцев.
Лучше молитесь усердней, теплее.
Станьте и кошкам, и ближним-как солнце.
Кот тот учёный, что в пушкинской сказке
у Лукоморья на дубе зелёном-
райский прообраз, ведь в Вечной той Пасхе
как им не стать говорящим, смышлёным?
Дождь прошёл. В предгорьях топят бани.
Думают о чае и о мёде.
Сколько дождику уж заплатили дани
за полив на дальнем огороде!
Сушат вымокшие туфли, платья, брюки.
Доски бросили для перехода лужи.
Просят объяснений у науки:
От осадков хуже? Также? Лучше?
Вылезают черви дождевые.
Бегают довольные улитки.
От давленья скорбны пожилые.
У промокших молодых-улыбки.
А в горах, возможно, камнепады,
оползни дороги перекрыли.
Дворников оранжевых отряды
грустно для воды отводы рыли.
Вновь бомжи собрались к теплотрассам.
Птицы в гнёздах, в норах звери. Я же
делал правку маленьким рассказам
и дождю не приобщился даже.
Не скатился по размокшей глине,
не упал в арык, где мне по пояс,
не дрожал от молнииных линий,
не промёрз, о гландах беспокоясь.
Не промок и не порвался паспорт.
Не размыло строчек нужных писем.
Нет на мне следов одёжных красок.
Не предрёк душе потопа мистик.
Ноги су’хи, но и сердце сухо.
Скучно жить без приключений детства.
Я без них – как без сынов старуха
или принц без трона и наследства.
Как славно слово: «Богу слава!»
Смахнем тщеславья уголёк,
чтоб ада огненная лава
не встретила в конце дорог.
На Троицу зрим единичность
любого жителя Земли,
украсившего мозаичность,
читаемую издали.
Но всё же ищет он второго.
Потом двоим невмоготу
без третьего идти в дорогу,
они спешат к Его Кресту.
Он, одиночество их зная,
раздвоенность предотвратив,
детей, друзей нальёт до края,
для трёхголосья даст мотив.
Как много чудных малых троиц,
как тройки конские везут
из неурядиц, неустроиц,
растроенный враждою люд!
Мужчина, женщина, ребёнок-
единство чудное троих.
Китаец, русский, негритёнок-
трёх рас таинственный триптих.
Больные дух, душа и тело,
к Рублёва «Троице» припав,
поймут – Москва осиротела
Минск с Киевом порастеряв.
Врачуя разум, волю, чувства
мы сможем человеком стать.
Ум, слово, дух в письме и устно
способны Бога прославлять.
То, что прошло, что есть, что будет
– нетриедино ли всегда?
Не спечены ль в единый пудинг-
Трёх месяцев весны чреда.
Как славно слово: «Богу слава!»
Смахнём сомненья гнилушок,
чтоб счастья плещущая лава
залила ямы всех дорог.