СНЕГОПАД
Снежная река течёт,
наполняя серый город
волнами смешных забот,
утоля по сказкам голод.
Снег стал выше сапогов,
влез в носки, ускорил ноги,
срезал много козырьков,
многие закрыл дороги.
Взяв лопаты, в снежный фронт
смело врезались мужчины.
На жильцов с древесных крон
сходят снежные лавины.
К ночи будет гололёд,
а весною наводненье.
Отчего ж душа поёт
под снежинок нападенье?
И хотя, конечно, снег
не потоп, что был при Ное,
вразумился человек –
как же хрупко всё земное.
Не огонь сошёл с небес,
не ракеты прилетели,
но закрыт проход, проезд.
Может даже на недели.
Снег нас к детству призывал.
Снежности напор искристый
прямо в голову попал,
сдвинул тумблер на “игристый”.
Веселились в кутерьме
битв снежками в снежных фортах
те, кто в городской тюрьме,
мне напоминали мёртвых.
Делали снеговиков
микеланджелы гурьбою.
Пробралось в тоску стихов
примирение с судьбою.
Рассказала белизна
проповеди очищенья.
Захватила новизна
чувства и предощущенья.
Пусть оно и будет так:
снег – пророчество святое
о свершенье в сих местах
облаченья в неземное.
21.01.2016-12.01.2019
Алма-Ата
Много в человеке есть
точек боли – кочек счастью.
Нападёт – ни встать, ни сесть,
ни одеться, ни поесть,
трудно двинуть каждой частью.
БОЛЬ
Много в человеке есть
точек боли – кочек счастью.
Нападёт – ни встать, ни сесть,
ни одеться, ни поесть,
трудно двинуть каждой частью.
Не болеет ангел. Зверь
кратко бьётся в лапах смерти.
Мы ж – круговорот потерь.
То потей, то пульс померь.
То терпи, как зубы сверлят.
Всюду белые халаты,
вереницы из больниц.
Переполнены палаты.
Перетрачены зарплаты
на врачей из-за границ.
Ранит пища, ранит холод,
ранит лёжка, ранит бег,
ранят змеи, ранит голод,
ранит потрясений молот,
ранит близкий человек.
Боли мозга, боли почек,
боль ушная, боль зубов.
Где найти такой цветочек
для заварки, для примочек,
чтобы всякий стал здоров?
То уныние, то слабость,
то чихание, то зуд,
то удушливая тяжесть,
то ещё какая гадость
нас настойчиво грызут.
Это школа. Это битва,
Это милость. Это крест.
Грех срезает боли бритва.
Гордость бьёт болезней бита.
Близок в вечность переезд.
Пантеле́ймон исцелитель
может боли исцелить.
Но придёт как примиритель,
исправи́тель, обличитель,
врач способности любить.
ЗИМА ДЕТСТВА
Была бы бабушка жива,
нашла бы острые слова
для озорного шутовства
моих скитаний.
“Где мотылялся ты, внучок,
где закрутился, как волчок,
учёбы хитренький сачок,
враг расписаний?”
Я б со смешинкою сказал –
что вдохновения искал,
снега собою измерял,
бродя лесами.
Что победили мы в снежки.
Во льду шнурки, в репьях носки,
носы ярки, тупы коньки,
в обрыве сани.
Мы рады, сладость красоты
и чистоты, и высоты,
и широты, и доброты,
впитав сердцами.
Промокли ноги до костей,
не чувствуем у рук кистей,
но частью воинских частей
мальчишки стали.
– Там, бабушка, такой простор,
гор разговор, с ветрами спор,
узор озёр, чудес обзор,
связь с Небесами.
– Да что же выйдет из тебя?
Одень сухое на себя.
Пельмени скушай. Не грубя,
учи экзамен.
Сегодня, воротясь домой,
усталый, мокрый, ледяной,
я вспомнил голосок родной:
“Ох, Саня, Саня…”
Подумать! Двадцать пятый год
без бабушкиных мчит забот
моей душонки вездеход,
мрак разрезая.
И также брошены дела.
И также дурость увела
туда, где кажется бела
душа косая.
И также от святых молитв
чернушка совесть заболит.
И сяду – грустный инвалид –
учить экзамен.
КУПАНИЕ НА ПРАЗДНИК КРЕЩЕНИЯ
Погрузиться – не значит: уехать в Грузию.
Обливаться – не значит: побыть в Ливане.
Позвоночник мысли даёт протрузию,
просмотрев погружения, обливания.
Есть при жизненных встрясках амортизаторы,
стабилизаторы мысленной аритмии,
смрадной трусости добрые ароматизаторы –
сочувствующие сослуживцы, родные.
Все они меня ласково уговаривали:
“Окунись же в прорубь, не будь девчонкой,
репетируй скорби, операции, аварии,
покорения пиков, войны, отчёты!”
Уже обтираются весёлые бабушки,
грузные тётеньки, хрупкие детишки,
а я с маловерьем играю в ладушки,
ищу оправданий боязни в книжке.
Но всё очень просто – прообраз пыток
за христианство в Крещенье купания,
без сладких тортов, без слащавых открыток
мы празднуем радости сораспинания.
Вода поношений, холодные взгляды,
плевки иностранцев ждут вскоре, бесспорно.
Но в них погрузиться решительно надо,
чтоб вынырнуть Там, где светло и бесскорбно.
19.01.2015
У ИКОНЫ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ ГОСПОДНЯ
Пред делом помолюсь Предтече…
Как хорошо быть предтекущим,
передающим тёмным свечи,
связистом прошлого с грядущим.
Как необычно быть идущим
с веленьем Господа к кому-то,
нести благословенье ждущим
своей решающей минуты.
Как превосходно быть крадущим
неопытных из искушений,
переправлять больные души
к покою ангельских селений.
Как достославно быть поющим
во время скорбного молчанья,
указывать тропу живущим
среди ловушек умиранья.
Как непривычно быть дающим
совет спасенья, веры милость
солдатам от войны растущим,
от сытости принявшим гнилость.
Как здорово быть достающим
достойного от недостойных,
носимым Богом и несущим
дожди для перекрёстков знойных.
Как трепетно быть узнающим
таинственное для открытья
великим, ревностным, могущим
свершить вселенские событья.
Хочу стать маленьким предтечей
святых евангельских течений,
предвестником великой встречи
Творца и страждущих творений.
ГОРЛЫШКО
Мама, горлышко болит.
Зверствует температура.
Но славянская культура
о терпенье говорит.
Потерпев, уйду ко льдам,
на неясные тропинки,
где прекрасные травинки
травят тягу к городам.
Много древнерусских горл
жизнь окончили зимою,
сбились вьюжной кутерьмою
под гудёж ветровых свёрл.
Бронхи, гланды, лёгких два
воспаленьем опалятся,
покраснеют, разболятся,
тело сляжет, как ботва.
Горлу предстоит хрипеть.
Ни пропеть, ни прогорланить.
Некрасиво – маму ранить
опасеньем умереть.
И по горло насладясь
болью, невезеньем, мёдом,
снова двинемся к походам,
укреплять с Иркутском связь.
Горло спиртом растерев
из горла’ железной фляжки,
на испуганной коняшке
включим песни обогрев.
Наплюём на злобу, грусть,
боль, сомнения, усталость.
Нам от прадедов досталось
золотое: “Ну и пусть!”
НОЧНАЯ МОСКВА
Уснула зимняя Москва.
Оцепенели
движенья, помыслы, слова,
машины, ели.
Под снегом сон личинок, трав.
Под одеялом
руководящий спит состав.
Снов всюду валом.
Спят патриарх и президент,
министры, судьи,
творцы нетленных кинолент,
вертилы судеб.
Спит, помолясь, епископат.
Подумав – Дума.
“Смотрящие”, курнув, храпят.
Спит банков сумма.
Войти бы в сны, как захожу
в ночные парки.
Ой появлюсь, ой погрожу
картиной жарки,
картиной порки, видом слёз,
пейзажем бедствий,
рисунком боли, картой гроз,
плакатом следствий.
Как разложу, как распишу
черты разлада,
престрашно словом устрашу
жрецов распада.
А для хороших принесу
обилье лилий,
поставлю в райскую красу
свод их фамилий.
Скажу о милостях любви,
о кознях славы.
Воскликну: “Бог, благослови
несчастных, слабых.”
Спою им радостно о том,
что всплеск свершится,
Россия, возродясь Крестом,
преобразится…
Московский Ангел без меня
всё так и делал.
Я верю в это, семеня
по тропкам белым.
Бреду от пика МГУ
к Минобороне.
Мы с Ангелом обид пургу
вновь побороли.