ГРУЗИНСКИЕ ГОРЫ
Горы. Горбы верблюдов.
Гребни драконов.
Когорты елей строгих.
Говор потоков. Беженцев тропы.
Пороги. Овраги. Отроги.
Горы. Грибочков короб.
Грохот весной камнепадов.
Коров утолённый голод.
Горы. Гроб грозных, гордых,
Грузию бравших в горсти.
Горы. Гроты монахов.
Город мышей и белок.
Место поплакать в горе.
Горы. Грома раскаты.
Зимою множество горок.
Горького барбариса заросли.
Горны, гармони воинов.
Взлёт в неземные замыслы.
Жизни за милость удвоенные.
Горы. Ночи погоны.
Звёзд столько! Что за званье?
Овчии перегоны.
Мамино переживанье.
Нерукотворные зданья.
Горы. Селенья горцев.
Нины святой горенье.
Множество чудотворцев
С чудом одним – мученье.
Горы. Гортань иссохла
У побежавших скоро.
Силы идущего до́роги.
Дорог пыль выбелит бороды.
Горы дробят на гравий.
Горы берут на ге́рбы.
Женщины- верные Герды
Каев, что Каины грабили.
Горы. Гармошки птичек.
Всадников гарцевание.
Орлы – над картой географы,
Картли – страна Георгия.
Песни – всех гроз врачевание.
Очи, узревшие горнее.
Лунное кварцевание.
Горы. Горлинок гнёзда.
Горлу проверка силы.
Горенок тёплых вместо – пещеры,
горничных вместо – ветры.
31.03.2015
В ДЕНЬ СВЯТОЙ РАВНОАПОСТОЛЬНОЙ НИНЫ, ПРОСВЕТИТЕЛЬНИЦЫ ГРУЗИИ
Грузины любят вставить “о” –
Камо, Вано, Васо, Нино.
И про хорошее вино –
всё тем же звуком.
“О” можно пеньем растянуть,
чтоб бедствия перечеркнуть,
чтоб отозвался кто-нибудь,
назвался другом.
“О” по-грузински пишут так – ო.
Как будто мост на берегах,
как будто связка на ветвях,
как пальцы вместе.
Да, “о” должно объединять,
двух разорвавшихся сшивать,
двух разделившихся обнять
для общей песни.
“О” часто из грузинсктх уст
изводится обильем чувств.
О, удивленье от искусств!
О, крик от чуда!
Пусть огрузинится мой слух,
очеловечится мой дух,
когда найдёт тбилисский друг
всё ниоткуда.
“О” видим как кольцо иль ноль.
Мы выбираем брак иль боль.
Иверия, не обездоль
себя безрусьем.
О, Нина, матушка грузин,
спаси от западных трясин
народ, который поразил
меня безгрустьем!
СПЕЦНАЗ
Каждый, по сути, немного – спецназ.
Богом туда специально назначен,
где нашинкуют обидами нас,
поубивают частично ни раз
перед поимкой военной удачи.
В чём-то я – спец. В остальном – дилетант.
В чём-то – назначен, а в чём-то – по дури.
К многому вовсе не выдан талант.
В том-то я – карлик, а в сём-то – атлант.
Мы многослойные, как хачапури.
Жизнь полосатая. Носит она
бед и побед, тьмы и света тельняшки.
Всюду всегда закипает война.
В дырки от пуль закрутив ордена,
чувствуешь: мы и с врагами двойняшки.
Много чего не умею. Увы.
Я не пою, не рисую, не строю.
Слабо начальство моей головы.
Но неожиданно чудной волною
вынесет сделать нечто большое
на удивленье военной братвы.
После ж опять – пораженье, провал,
выговор, пьянка, позор, увольненье.
Сдулся, сломался, ошибся, пропал,
спецназначение не расслыхал,
преуготовил души убольненье.
Ждешь, пока крикнут: “Вот это твоё!”
Точно моё ! Спецзаказ. Выбегаю.
Сладостных слов заряжаю ружьё.
Серп доброты выношу на жнивьё.
И защищаю, врачую, спасаю.
Каждый, по сути, немного – спецназ.
Богом туда специально назначен,
где нашпигуют вниманием нас,
развеличают героем ни раз
после поимки военной удачи.
КЛАДБИЩЕ
Обычно клад таится в одиночку,
упрятанный в сундук, платочек, бочку.
Его найдут по карте, по словам,
последуя таинственным следам.
Скопленье кладов “кладбищем” зовут.
Сюда за золотом невидимым идут –
за мудростью, любовью, тишиной,
за приобщеньем к жизни неземной,
за памятью о сбывшейся судьбе,
за плачем о забывшимся себе,
за правилами перехода трасс,
от Зазеркалья отделивших нас,
за мыслями , что кружатся вокруг
крестов, похожих на раскрытье рук,
за разговорами о глубине путей,
лежащих под изгибами корней,
за опытом великих, что лежат
в могилах, но из книги говорят,
за добротой молившихся бабуль,
за мужеством свалившихся от пуль,
за пониманьем запредельных тем
и чтоб не беспредельничать совсем,
за исчисленьем краткости минут
до встречи с теми, кто в загробье ждут
за верою, что клады также те,
с кем мы живём, ругаясь в суете.
К ДЕСЯТОЙ ГОДОВЩИНЕ ИНТРОНИЗАЦИИ ПАТРИАРХА КИРИЛЛА
Интронизация – прекраснейший обряд.
На чём-то славном главные сидят.
Точнее, выбравшие садят кандидата.
Трон – как тюрьма. Не убежишь назад.
О, кресло бархатное в вязи золотой,
крестообразен тяжкий твой покой.
Спина и ноги отдыхают как-бы.
А сердце мечется от сложности людской.
Троносидельцу впишется в вину
всё горькое постигшее страну.
Мол, при тебе такое совершилось.
Мы чистеньки. Один веди войну.
Век технотронный о занявшем трон
грязинки разнесёт на сто сторон.
Поведает любой вьетнамский школьник
в чём патриарх не выполнил канон.
Консервативные клянут за либеральность.
Либералистов злит патриархальность.
Когда уж невозжно осудить –
вменят несвятость и негениальность.
Сидя на скалах, брёвнышках, пеньках,
на стульчиках рыбацких, на санях,
я искренно молюсь, чтоб предстоятель
сидел с надеждою на царственных местах.
Чтоб из ошибок, промахов его
на Божий Суд не вышло ничего,
очистившись сердечным состраданьем
смиренного народа моего.
А все свершения, прекрасные дела
людская память вечно берегла.
И Церковь Русская в передовом сраженье
победу неземную обрела.
КАДРОВЫЙ ГОЛОД
Кадры решают всё,
как утверждает Сталин.
Племя Нитонисё
нежится в мраке спален.
Их КПД печален,
вкус примитивен, сален –
Лепс заменил Басё.
Выбыла благодать
битвы, труда, полёта.
Даже помыть, убрать
с Азии ждём кого-то.
Будто режим Пол Пота
кадры страшит работа –
пота б не расплескать.
Но среди фона лени,
но среди тона скуки,
гибкие есть колени,
есть золотые руки,
без дурноты болений,
с тягой забот, молений,
радостью одолений.
Будем искать их, други.
ЧЕЛОВЕК
Человек – прекрасная посылка
с Неба на страдающую землю.
Умного моления подсыпка
демонов приводит к невезенью.
Человек – отличнейшая ссылка
диссертации о милосердье Бога.
Ласково святые скажут: “Сынко,
ждём тебя у райского порога.”
Человек – всеобщая рассылка
сообщенья о Богообщенье,
хаосу бесовскому грозилка,
благостной гармонии ращенье.
Человек – весомая досылка
к разным недовесам мирозданья.
Человечицы молящейся косынка
– крепкий парус бурного страданья.
Человек – давнишняя засылка
для разведки сути потаённой.
Всё творенье – к думанью зазывка
для души любовью упоённой.
Человек – искусная подсылка
в камеры уродства, искаженья.
Чтобы их, разоблача настырно,
выжигать огнём Преображенья.
Человеку предстоит отсылка
от земли на радостное Небо.
Но не каждому. Тропа местами зыбка.
Есть ловушки, скрытные, как Немо.
5 февраля 2019 года
СТИХ СЕРГЕЯ ЮРСКОГО, СКОНЧАВШЕГОСЯ 8 ФЕВРАЛЯ.
Все начнется потом, когда кончится это
Бесконечное, трудное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждем, мы мечтаем о том,
Чтоб скорее пришло то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве, ну, в юности – самую малость,
Может, были минуты, ну, дни, ну, недели…
Настоящее будет потом. А на деле
На неделю, на месяц и на год вперед
Столько необходимо ненужных забот,
Столько мелкой работы, которая тоже
Никому не нужна. Нам она не дороже,
Чем сиденье за скучным и чуждым столом,
Чем мельканье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
Самолет нас уносит в чужие края,
А когда мы вернемся домой, неужели
Не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел. Мне ведь даже не важно,
Что шагаю в костюме неважно отглаженном,
Что ботинки не чищены, смято лицо,
Что на встречных – на женщин! – гляжу с холодцом.
Это – не земляки, а прохожие люди,
Это все – к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдет
Этот суетный, мелочный, маятный год –
И мы выйдем на волю из мучавшей клети,
Вот окончится только тысячелетье!..
Ну, потерпим, потрудимся – близко уже:
В нашей несуществующей сонной душе
Все уснувшее всхлипнет и с криком проснется!
…Вот окончится жизнь – и тогда уж начнется…
1979 г.
ПОМЯНИТЕ ЕГО – НОВОПРЕСТАВЛЕННОГО СЕРГИЯ ЮРСКОГО, ОН ПРАВОСЛАВНЫЙ ХРИСТИАНИН.
ДУЭЛЬ
В день смерти Пушкина пригрезилась дуэль.
Повестки вызовов на полочке пылятся.
Дел канитель, финансовая мель
препятствуют решительно подраться.
Вот вызов плоти. Нагло оскорбив
прожорливостью трепетную душу,
брюшко разнежилось, про вечное забыв.
Убить бы лень. Но я, чего-то, трушу.
Вот вызов современности орёт:
“Ты – скот, ты – бес, ты – робот приэкранный!”
Стрельнуть бы речью в сладострастный сброд.
Но я молчу, тушуюсь, окаянный.
Вот лживое начальство, разпознав
застенчивых, доходы состригает
на содержание уродливых забав.
Не спорю. Наказание пугает.
Вот дьявол рассмеявшийся повёл
родных моих в позорнейшее рабство.
А я в себя молитвенно ушёл.
Пропало мужество. Произрастает бабство.
Смущает дождь насмешливых плевков.
Когда же поведу себя к барьеру,
чтоб пулей подвигов, клинком Господних слов
сразиться за любовь, за честь, за веру?
Едва ли зло я полностью сражу.
Но противлением наивным, слабым, детским
неравнодушие тщедушных покажу,
как подобает школьникам советским.
10 февраля 2019 года
МАМВРИЙСКИЙ ДУБ
Мамврийский дуб сломался, рухнул громко,
ведь пройдена запретнейшая кромка
наследниками веры Авраама.
Паденья дуба – с Неба телеграмма
ко многим падшим, “рухнувшим с дубов”
и закосневшим в чине дураков.
Нам несподручно обличать злодейства
латинства, мусульманства, иудейства.
Нам, православным, надо на себя
взять всю вину, мучительно скорбя.
Святая Троица открыла под дубком,
что попалит блудливейший Содом.
Трепещет дуб, рыдает Авраам.
Он и сейчас расплакался по нам.
Ведь содомитство влезло в алтари.
Огонь отмщенья, яростней гори!
Дуб рухнул, всхлипнув. Рушится семья
и прочие основы бытия.
Единство Церкви рухнуло уже
и мир на предвоенном рубеже.
Расколот дуб, пал за ограду он.
Раскол украинский расколыхал Афон.
Ограды совести, канонов и ума
надломлены, свет попирает тьма.
И Русь грешна. У Лукоморья дуб
ещё Высоцкий подписал на сруб.
Всё сказочное, древнее ушло.
Леса и души рубят за бабло.
Я ж осужденьем разжигаю ад,
во зле ветвист, в прощенье дубоват.
Но Древо Крестное вовек не упадёт.
Оно поднимет нас, укоренит, спасёт.