Восхождение на гору Акжар

Протоирей  МИХАИЛ СТЕПАНЧЕНКО

(03.12.1936 – 12.07.2006)

О том, что мы видели и слышали, о том, что мы чувствовали и пережили в ту ночь при восхождении на гору Акжар в Аксайском ущелье к могилке св. преп. муч. Серафима и Феогноста.

 

Ещё ранее, за несколько недель до поездки, было решено, по инициативе и под руководством благочинного 7-го Талдыкорганского благочиния, совершить поездку на гору Акжар всеми приходами нашего благочиния, чтобы поклониться святым мощам преп. муч. Серафима и Феогноста на их могилке. Совершить водосвятный молебен с акафистом. Когда все подготовительные хлопоты подготовки к этой поездке были окончены, была произведена оплата за автобус на 45 мест. Было решено всем приходам собраться в Талдыкоргане к 12 часам ночи, чтобы потом всем вместе отправиться в поездку  в Аксайское ущелье. С тем, чтобы к утру прибыть к подножию горы и утром начать восхождение, но водитель нашего автобуса заявил, что у него маршрут по графику и мы вынуждены были уехать раньше, т.е. в 2.30 дня. Я позвонил в Талдыкорган отцу Григорию о создавшейся ситуации, и мы уехали раньше всех, надеясь к вечеру быть у подножия горы, а так как я не был там раньше, не знал дороги и не представлял себе путь маршрута в горах. Все представления об этом, я имел от тех, кто когда-нибудь бывал там и рассказывал и частично или большей частью из журнала «Свет православия» в статье, где описывалось, как поднимали поклонный Крест прихожане Никольского Собора. Итак, мы двинулись в путь, лишь смутно представляя себе движения от города Алматы до места паломничества. Автобус тронулся и все дружно запели «Взбранной Воеводе, Победительная…», и затем на всем протяжении пути пели и пели молитвы. Водитель не особенно спешил, а часы неумолимо отсчитывали минуты. Когда подъехали к Алматы, солнце клонилось всё ближе к закату. И вот, наконец, автостанция, водитель сходил в кассу, отметил, что прибыл и мы снова двинулись вперёд. Я примерно знал, что нужно проехать в село Каменка, а там уже искать дорогу в Аксайское ущелье. И вот с помощью Божиею, мы прибыли в село и стали останавливаться и спрашивать, как нам попасть на нужную дорогу. Вот мы достигли места, где был поворот на Аксайское ущелье, когда достигли шлагбаума, мы были убеждены, что мы находимся на правильном пути. Автобус был длинногабаритным, а дорожка, хоть и асфальтированная, но узкая и ухабистая. Автобус рычал, пыхтел, натружено кашлял, а водитель постоянно выкручивал баранку, то влево, то вправо, дорога была извилистая и выбитая, а по бокам стояли деревья и кустарники, которые постоянно бороздили окна автобуса и чем выше поднимались в гору, тем более высокие и густые заросли окаймляли дорогу. Когда мы оказались на каком-то дорожном пяточке, довольно приличных размеров, видимо, искусственно расчищенный дорожной техникой и кое-где остались бугры и ямы, смешанные глина и щебёнка. Несмотря на это, посреди протекал ручей с чистой прозрачной водой. Водитель остановил автобус, затем прошёл по дороге несколько десятков метров и, вернувшись, заявил, что его автобус даже по такой узкой и извилистой дорожке пройти не сможет. Я думал место подъёма на гору Акжар где-то поблизости, чтоб все собирали свои сумки и вещи и следовали за мной вперёд по дорожке. Время было уже около 10 вечера; в августе, а особенно в горах быстро начало темнеть, поэтому я торопил, чтобы двигались как можно быстрей. Я шёл впереди, не прошли мы и 100 метров, как я услышал несколько голосов.

– Батюшка, остановитесь. Тане плохо с сердцем.

Я остановился и вернулся на несколько шагов и увидел, что одна из наших спутниц сидела на камне и, как рыба на берегу, задыхалась от недостатка воздуха, тяжело дышала. У кого-то нашлась таблетка от сердца, она выпила, и её стали подбадривать, а затем взяли под руки и очень медленно стали поднимать. Я дал указание впереди идущим, чтобы не торопились. Но, несмотря на это, она продолжала задыхаться и через каждые 10 – 20 метров садилась на землю и, тяжело дыша, говорила: «Оставьте меня здесь, а сами идите». Я посмотрел, вокруг были горы. Наверху, сбоку дороги, по ущелью стояли дачные домики и я подумал, не попытаться ли её оставить где-нибудь у дачников до утра следующего дня, пока мы не вернёмся, потому что было видно, что она на гору не поднимется самостоятельно, но потом решили, что ей станет легче и потихоньку двинулись вперёд. Было уже совсем темно, когда мы подошли к шлагбауму, который преграждал дорогу, ведущую к лесникам. Недалеко от шлагбаума мы увидели домик и яркий свет на столбе во дворе. Я взял ещё двух женщин с собой и пошёл узнать, где находится тропинка, ведущая к могилке святых Серафима и Феогноста. Когда мы подошли ближе к воротам двора, то увидели, что под летним навесом горел свет и за столом сидели несколько человек. Мы подумали, что это очевидно лесники отмечают день воскресный. Мы покричали, залаяли собаки, из-за стола вышла женщина и направилась к нам. Я спросил её как-то вдруг, чем вы занимаетесь, и она от этих слов пришла в недоумение и растерялась, тогда заговорил снова я, не дождясь ответа.

– Не скажете ли вы нам, как пройти к могилкам Серафима и Феогноста?

И она, с дружеским тоном в голосе, стала объяснять, как выйти на тропинку. Мы вернулись к шлагбауму, где нас ждали остальные наши люди. После короткого совещания, двинулись искать тропинку, как нам было сказано. Не прошли мы и десятка метров, как в темноте, слева от дороги, увидели тропинку, ведущую в гору, по обочинам стеной стоял высокий и густой кустарник. Мы вышли на тропу, и начался подъём. Тропинка была довольно узкая и дети из Воскресной школы и те, кто был помоложе, устремились вперёд, вскоре люди выстроились в длинную цепочку, так, что те, кто шли первыми, удалились от последних метров на 300 – 400. я шёл в числе последних, т. к. эта больная женщина постоянно умоляла остановиться, затем она садилась на землю и тяжело дышала. Естественно, у меня в голову приходили мысли, что от высокогорья, с её больным сердцем, она может не выдержать и в любой момент умереть. Тогда я передал по живой цепочке приказ всем остановиться, и когда мы приблизились к головному отряду, я объявил коллективный отдых. Мы стали думать, как нам поступить дальше. Я предлагал больную Татьяну, пока ещё не далеко ушли от лесников, отправить туда и попросить, чтобы она у них переночевала и была до нашего возвращения, но мне некоторые предложили, чтобы вперёд отправить небольшой отряд из молодых людей и добраться до монастыря и попросить монахов помочь перенести её на вершину горы, т. е. до монастыря. И хотя я настаивал на том, чтобы её всё-таки оставить у лесников, всё же они убедили меня на своём предложении. Тогда я велел остаться с ней ещё двух молодых женщин и мужчину, чтобы они не оставляли её и мы двинулись снова вперёд. Тропинка вела через какие-то косогоры, слева стояли кустарники, всё время проглядывался кособорый овраг и где-то внизу, далеко, доносился шум воды, справа от тропинки стояли в беспорядочном строе фруктовые деревья: яблони, урюк и другие горные растения. Я вначале думал, что это дачные участки, но потом выяснилось, что это обыкновенные горные дары природы. Я шёл в числе последних, продвигались медленно и вначале бледная и неполная луна источала, сквозь листву до деревьев свои лучи и освещала тропинку, вскоре она скрылась неожиданно за вершинами, впереди торчавших сопок, и наступила темнота. Теперь тропинка едва была видна, лишь потому, что почва была глинистая с горной щебёнкой и потому на фоне природы высвечивалась, как светлая полоска. Светлой полоской тропинка легла…

Надо отметить, что наш отряд составлял контрастный контингент. Самой старой участнице было более 80 лет, и самый молодой – сын нашей псаломщицы – 4 года. Дети из Воскресной школы от 10 до 15 лет и в основном женщины 30 – 40 – 60 – 70 лет. Каждый из участников похода имел за плечами увесистую сумку с продуктами и какую-нибудь посуду для воды. Термосы, банки, бутылки и прочее. Кроме того,  у многих была тёплая одежда на случай ночёвки. К тому же набирали продукты не только для себя, но и ещё несли с собой продукты для монастыря: всевозможные крупы, огурцы, помидоры, яблоки и т. д. по этой причине продвижение вперёд шло медленно, всё время, озираясь на этот ужасающий обрыв слева, который сопровождал нас до самого спуска по крутой лестнице, к горному ручью, после которого начинался основной и самый тяжёлый подъём. Ещё в самом начале пути, мы шли, и всё время спрашивали сами себя, правильно ли мы идём, туда ли ведёт эта тропинка, как вдруг, неожиданно для всех, зазвонили колокольчики, подобно тем, которые звонят на переменах в школе. Звук исходил от вершины горы и как-то распространялся по всему периметру маршрута, по которому нам ещё надлежало пройти. Я вначале подумал, что Владыка наш приехал, и они там с монахами служат всенощное бдение, но потом подумал, что время уже близко к полуночи. Некоторые говорили, что это колокольчик какой-то, заблудившейся в горах, коровы, но звонил не один колокольчик, да и откуда тут могла оказаться корова?!

Очень осторожно и медленно мы стали спускаться по отвесной лестнице, которую когда-то подготовили устроители Поклонного Креста. Я попросил всех остановиться и стал обследовать тропинку, ведущую к спуску вниз, к ручью. Слева проглядывался всё тот же обрыв, конца которого ночью не было видно. Стараясь держать корпус тела с наклоном вправо, я пробрался до самого обрыва, тут я заметил перила из кусков толстых веток, а выше вела лестница. Осторожно, удерживаясь руками за перила, ногами нащупывая ступеньки лестницы, я стал спускаться вниз. К счастью, этот спуск не более  3-х метров, но строго вертикальный. Достигнув дна этого оврага, я снова поднялся по лестнице и стал объяснять остальным, как нужно спускаться по лестнице. Затем я взял свой чемодан и снова спустился по лестнице вниз, за мной полезли и остальные участники. Я несколько раз поднимался и опускался по лестнице, помогая другим, более слабым спускать сумки и рюкзаки. Наконец, когда все благополучно спустились в овраг, по которому протекал небольшой ручей. Осмотревшись и с ориентировавшись на месте, сделали короткий привал, тут были и валуны и ещё какие-то бугры, через которые мы часто спотыкались. Передохнув и слегка подкрепившись пищей, мы стали искать тропинку, ведущую на вершину этой, как нам ночью казалось, почти отвесной горы. Наконец, я услышал:

– Батюшка, вот есть какая-то тропинка.

И сразу же все рванулись вперёд, здесь оказалась тропинка, которая сразу же начиналась с крутого, почти отвесного подъёма. Медленно карабкаясь по глинистой каменистой тропинке, мы поднимались всё дальше вверх и тут мы оказались между елей и сосен, и темнота ночи ещё более плотно сгустилась и создавала какую-то страшную и таинственную сказочную среду. Тишина, непроглядная тьма, только вверху, как бы на вершинах елей, висели небесные светила – маленькие и тусклые звёздочки. Фонарика же ни у кого не оказалось, и единственный фонарик оставили у той группы людей, которые остались с больной женщиной. Итак, полный мрак, тяжёлые сумки за плечами. Тропинка почти не видно, приходится становиться на колени и прощупывать впереди тропинку, к тому же в иных местах, почти отвесные подъёмы. Вначале, по тропинке я двигался с чемоданом и с сумкой в руках, последним. Потом, напрягая до предела зрение и усилие воли, я решил подняться выше, чтобы увидеть, как продвигается вообще отряд. Обогнал несколько человек, подбадриваю, чтобы не расслаблялись. Переваливаясь через какую-то кочку, справа вижу на тропинке, кто-то зажег свечку и поднял вверх, я, озираясь вверх и по сторонам. Прямо передо мной на тропинке крутой и обрывистой стоит женщина в классической позе – это Варя. Она левой ногой твёрдо стояла на каком-то небольшом каменистом выступе, а правая нога почти на всю длину уходила вниз и там тоже закрепилась на камушке. Она протягивала правую руку вниз и кричала:

– Таня, давай руку, руку давай!

– Я ничего не вижу!

Я приблизился и спросил:

– Это какая Таня?

Варя ответила:

– Это тётя Оли.

Я попытался помочь ей подняться на следующую ступеньку, а она всё твердила, что ничего не видит ночью. Варя пояснила, что у неё катаракта глаз последней стадии. Наконец, Варя поймала её руку, потянула на себя, а потом, придерживая её двумя руками, потащила её вверх по тропинке в темноту ночи. Я торопился подняться к головному отряду, чтобы остановить их, и дождаться тех, кто остался далеко позади внизу. Темнота порой была такая, что невозможно было различить или узнать человека на расстоянии одного шага. Я настигал одну за другой фигуры, возникавшие по мере моего продвижения вперёд. Иногда, обходя того или иного, я спрашивал, кто это и узнавал, иногда по голосу, а иногда мне говорили свои имена. Не зная, сколько времени продолжался подъём, я почувствовал, что сам порядком устал и от быстроты подъёма, иногда останавливался, чтобы отдышаться и двигаться дальше. Передо мной возникали одна фигура за другой. Одни двигались полусогнутые, протягивая вперёд руки и цепляясь за каменистую тропинку или  корни деревьев, пересекавших ступеньки на тропинке, а иные с сумками за плечами, ползли на коленях и, прощупывая ступеньки тропинки, лезли вверх, спотыкаясь о камни ступеньки и корни. Я чувствовал себя виноватым и ругал себя за то, что не остался внизу, около ручья, в ущелье реки,  подножья этого крутого подъёма, потому, что я не представлял себе, что эта тропинка окажется такой тяжёлой и изнурительной для подъёма ночью. В полной темноте, межу сосен и елей я продвигался всё выше и выше, пока не достиг головного отряда и тут же велел остановиться для отдыха. Слышны были возгласы воздыхания, ропот и даже раскаяние, что пришли на такие мучения. Я оказался на каком-то более ровном пятачке у сосны поставил чемодан и сел, упираясь в сосну ногами, чтобы не сползать вниз. Я сетовал на себя за то, что не взял фонарик, хотя собирался взять и даже приготовил его, положив на подоконник у выхода из дома. Но потом, в спешке и суете сборки, упустил из внимания. После этого, я спросил, нет ли у кого свечей, т.к. свечи, которые мы везли для богослужения остались в рюкзаке внизу, у тех людей, которые остались сопровождать, больную сердцем, Татьяну. Из темноты я услышал голос Надежды Пивневой:

– Батюшка, у меня есть несколько свечей, кроме того, нашлись и спички.

Я взял одну свечу, зажёг и поднял высоко над головой и вдруг свет свечи рассеял тьму вокруг и я увидел, что ниже меня и с правого бока люди стояли, сидели и лежали, облокотившись на свои сумки. Через некоторое время подоспели и те, которых я покинул несколько десятков минут там, внизу. Я спросил, никто не остался ли ещё внизу и когда получил утвердительный ответ, то велел ещё отдохнуть несколько минут. Надо сказать, что группа из более молодых людей и кто покрепче оторвались с самого начала от основной группы с тем, чтобы скорее добраться до монастыря и попросить монахов, чтобы они пришли помочь подняться остальным на гору, а главное, чтобы был фонарь для освещения. Хотя я сам на это особых надежд не возлагал и думал только о том, как бы ускорить подъём. Время было уже за полночь, и мы слышали, как ушедшие вперёд девчонки из Воскресной школы где-то там вверху кричала. Здесь справа обрыв или слева перила, или снова обрыв, затем эти голоса стали доноситься более приглушённо, а потом и вовсе стихли. Через некоторое время, после отдыха, я встал, зажёг ещё одну свечу и, поднимая её, стал карабкаться по тропинке вверх, а затем останавливался и, освещая путь всем остальным, которые медленно стали карабкаться и взбираться всё выше и выше за мной, пока у меня не догорела последняя свеча. Я остановился и увидел, что многие, цепляясь за камни и корни, по ступенькам и без ступенек карабкались за мной, до предела перегруженные сумками и вещами, а некоторые остались внизу, так, что голоса их едва было слышно. Я велел всем, не торопясь, подниматься выше, а сам, оставив чемодан и сумку, стал спускаться снова вниз, чтобы увидеть самому, где находятся самые отставшие. Через несколько минут, я оказался среди самой нижней группы людей, я стал их подбадривать и помогать в особо крутых местах. Слышу, стонет женщина – это Лидия Павловна – преподаватель русского языка и литературы в школе. У неё полиартрит, трещат суставы, ноги опухли, она в мужских брюках и туфлях с каблучком, в ином месте ноги так выворачивает, что она падает на колени и на четвереньках ползёт вверх, испытывая невероятные боли в суставах и, истёртых до крови, коленях. Рядом Наташа – Наталья Егоровна, псаломщица и преподаватель воскресной школы, впереди у неё на руках трёхлетний Юра – сынишка, сзади за спиной рюкзак не менее 10-15 кг. Я предлагаю ей взять Юру, но она не доверяет, слишком опасная тропа, тогда я предлагаю взять рюкзак, но тоже отказ. Рюкзак служит противовесом, поэтому для устойчивости и надёжности в движении уступать не хочет. Далее следовали Варвара и слепая Татьяна. Варя в, в иных местах, буквально вытаскивает её от одного горба на другой. Я поочереди подхожу к ним и чем могу, помогаю двигаться вперёд, чтобы не отставать далеко от остальных. Поднимаясь на одну из очередных ступенек, я вдруг увидел рядом с тропинкой, лежащую на животе, женщину – старушку, которой было 80 лет, она слегка стонала и просила помощи. Она лежала на какой-то горбинке так, что руки и ноги беспомощно висели, и она не могла упереться, чтобы встать на ноги. Я подобрался поближе правой ногой упёрся в какую-то выбойку, левую поставил поперёк тропинки, чтобы она своими ногами могла упереться в мою ногу. Я кричу ей:

– Мать, не волнуйся, а упирайся твоими, ногами в ботинок моей ноги.

Она ещё некоторое время посуетилась на этом горбу, видимо не до конца понимая, что нужно делать, но потом, я вплотную подвинул свою ногу и сказал:

– Мать, упирайся и переворачивайся вправо.

И только тут она упёрлась ногами, перевернулась набок и оказалась на ступень, как на которых были забиты какие-то колышки, очевидно для укрепления ступенек. Через несколько мгновений, она стала карабкаться вверх самостоятельно. Продолжался изнурительный и трудный подъём, теперь, я был замыкающим всей группы, состоящей из, более чем сорока человек. Разрозненными группами, по 3 – 5 человек, люди медленно продвигались вперёд по крутой и каменистой тропе. Наша группа, составе пяти человек, двигалась последней. Мы доползли до какой-то огромной сосны, которая стояла рядом с тропинкой. Лидия Павловна забралась на бугорок, выбрала для себя более удобное положение, лёжа на спине, упёрлась ногами в сосну, сказала:

– Я больше идти не могу. Лучше я здесь умру, но дальше идти не могу.

У неё полиартрит, ноги опухли, в ступнях ощущала невыносимую боль. Потом она добавила:

– Вы идите дальше, а я останусь ждать утра.

Рядом, с нижней стороны сосны, присела Наталья Егоровна, с четырёхлетним Юрой и с вещами и тоже заявила, что дальше идти не может, нет сил. Я подошёл и сел сбоку за сосной, а чуть выше меня, на покатистом склоне уселись Варвара и Татьяна. Все вздыхали, охали, а Лидия Павловна стонала о болей. «ну хорошо, – сказал я – давайте посидим отдохнём, успокоимся и двинемся дальше». Я посмотрел в сторону вершины  горы и, хотя была кромешная тьма, но всё-таки очертания елей и сосен и, выше их, небесный горизонт, можно было едва усматривать. Мне показалось, что до вершины ещё порядочное расстояние. Уставшие и удручённые своим положением, решили ждать до рассвета или пока придут на помощь монахи, которых пошли разыскивать передовая группа из молодых людей 7 – 10 человек. Через некоторое время, мы вдруг неожиданно увидели внизу, почти в самом начале подъёма, какой-то огонёк в виде фонарика. Мы стали размышлять, чтобы это могло значить. Кто ещё кроме нас, в такую тёмную ночь, может подниматься на гору. Я рассуждал вслух, что это, очевидно, кто-то из монастыря, ходили днём в город и теперь, с большим опозданием, возвращается домой. Я предложил сидеть тихо, пока они не приблизятся на довольно близкое расстояние, а потом окликнуть и объяснить наше положение, чтобы они помогли нам забраться на гору. Но потом, через некоторое время, свет погас. И женщины стали петь вслух молитву «Отче наш…», а затем «Верую…», надеясь на то, что они услышат и поспешат к месту нашей стоянки. Через некоторое время, огонёк снова появился и часто передвигался то вправо, то влево, то потом снова исчезал и снова появился. К нам он подвигался очень медленно. Когда в очередной раз, огонёк заметался то вправо, то влево, кто-то из женщин выпалил: «Это волки!». Я стал их успокаивать, что никаких волков здесь не должно быть. Место всё-таки здесь людное, но тревога нарастала, они все, как сговорились, начали твердить, что это волки. И тревога выросла до такой степени, что они стали кричать, волки, волки и взывать о помощи, помогите! Но, несмотря на ночную тишину, голоса их были слышны не более чем на 30 – 40 метров и звук заглушался и терялся. Я их уговаривал замолчать и на всякий случай стал ощупывать с левой стороны, чтобы найти сухой травы или кустарник, чтобы разжечь костёр. Я с детства знал, что волки боятся огня и к костру близко не подходят. Наконец, я нащупал сухой кустарник шиповника и, несмотря на его шипы, начал ломать ветви и складывать в кучку для костра. Потом, мы добавили ветвей от сосны и я начал разжигать костёр. В коробке оставалась не более пяти спичек. Как говорится, с горем пополам, костёр стал разгораться, и мы стали в темноте нащупывать веточки сосны и подкладывать в костёр. А огонёк, или как нам показалось, что уже не один все подвигались ближе и ближе. Напряжение достигло апогея, женщины ещё сильнее стали кричать: «Помогите, волки!». Огоньки всё приближались, началась настоящая истерика. В данном случае, можно было встать и начать снова подъём, где были не далеко от нас, ещё люди, но никто не имел силы-воли, чтобы, превозмогая боли и усталость, идти вперёд. И когда огоньки снизу приблизились совсем близко, и мы находились в отчаянии, вдруг, я услышал голоса, идут монахи, на помощь, я взглянул вверх и увидел рядом с нами человека с фонариком в руках. Кто-то назвал его по имени Олег. Мы сразу обрадовались и соскочили со своих мест, встали на ноги и стали говорить, что там внизу – волки. Но он ответил, что последний раз волка здесь видели 20 лет тому назад. Так что же это за огни внизу? И только мы стали всматриваться, куда же делись эти огоньки, как вдруг из темноты, в двух метрах, появились две фигуры – это были Наталья и Дмитрий, которых мы оставили в самом начале пути, с больной Татьяной. Они как бы вынырнули из темноты и с хохотом начали приближаться к нам. Возмущённый до предела, я спросил их, кто это из вас выл по-волчьи, когда мы здесь кричали: «Волки, волки, помогите!». Они поняли, что шутка была неудачная, по хамски и начали отпираться, что они не выли, тогда, как мы все пятеро слышали волчий вой. Дальше разбираться было некогда. Оказалось, что они группой, в составе пяти человек не стали ждать никого и не отвели её на гору. Вслед за этими молодыми людьми, появились и остальные и в том числе сердечница Татьяна. Она также задыхалась и часто останавливалась, но при поддержке двух женщин, всё-таки поднималась вверх. Я тревожился за неё, что она может в любую минуту сесть и более не встать. После этой встречи и особенно проводника из монастыря, все сразу ободрились, и усталости и болей, как будто не было все пятеро моих спутниц соскочили и быстро стали подниматься, кто на ногах, кто на четвереньках. Мы и не знали, что мы находились в нескольких метрах от Крестопоклонного камня. Олег осветил фонариком камень, мы становились на колени, целовали камень, и он сказал, что монастырь совсем рядом. Теперь, я первым направился вверх от Крестопоклонного камня. Вверху, метрах в десяти, на тропинке, стояла какая-то молодая женщина, а вернее девушка и своим фонариком освещала нам тропинку. Я спросил, как её зовут, она назвала имя, я поблагодарил её и пожелал, чтоб Господь даровал ей здоровья. Преодолев небольшой, но довольно крутой, подъём, мы, наконец, оказались на какой-то довольно обширной ровной площадке. Затем эта девушка повела нас по какой-то тропинке, на которой уже не было никаких подъёмов и через несколько минут мы оказались у какого-то навеса, под которым стояли столы, вверху висела керосиновая лампа и освещала весь двор, на который собрались все наши паломники. Среди них я увидел и эту восьмидесятилетнюю старушку Марию и очень обрадовался, видя её весёлой и улыбающейся. Ну, как ты чувствуешь себя мать, спросил я и она, улыбаясь, ответила, хорошо, батюшка. Я обнял её и сказал ну, слава Богу, мать, значит всё в порядке будем жить дальше. Так как мы пришли последними, то остальные уже сидели за монастырскими самодельными деревянными столами и доставали из сумок, кто, что принёс из еды. В противоположном уголке, под навесом горела печка и в казане варилась монастырская каша. Поваром был среднего роста, с солидной комплекцией, очень спокойный и очевидно добрый Саша. Он накладывал в миски кашу и передавал далее по порядку по всему столу. Все усаживались за столы, был невероятный шум и много голосов говорило в один раз, все старались поделиться своими впечатлениями от только что окончившегося кошмара. И, несмотря на усталость, всё что пережили, всё, что перетерпели. Теперь уже никто не стонал, никто не жаловался, но все пребывали в добром настроении, несмотря на то, что уже рассветало, наступило утро, а никто ещё даже не вздремнул за всю эту страшную ночь. Наконец, возбуждение стало постепенно снижаться, но разговоры о прошедшем пути, по этой поистине тернистой тропинке, не прекращались и живут в наших сердцах до сего дня.