Архимандрит Исаакий (Виноградов)

(1895-1981)

Под стихотворением стоит имя архимандрита Исаакия, и легко представить: келья, огонек лампады, седобородый старец…

Но не было ничего этого 9 марта 1919 года — ни монастырской кельи, ни поскрипывания пера в тишине. Не было еще и монаха Исаакия.

Была Гражданская война, деникинская армия, измотанный штабс-капитан Виноградов, адъютант полковника Туркула. Штабс-капитану было двадцать четыре года, полковнику — двадцать шесть.

До Первой мировой войны сын сельских учителей Иван Виноградов успел окончить в Петербурге реальное училище и два класса Духовной академии. А потом был Румынский фронт, Февральская революция, вступление в добровольческую армию, два ранения, Ледяной поход с отрядом полковника Дроздовского (1200 километров с боями).

Дроздовский умер от ран в январе 1919-го, его и сменил Антон Туркул. К марту 1919 года в полку, ранее полностью офицерском, каждый третий взвод стал мальчишеским. Кадеты, гимназисты, студенты, едва достигшие пятнадцати — шестнадцати лет. Среди ежечасной смерти многие писали стихи.

Он дал обет, что если останется жив, то станет монахом. Своей мечты Иван не скрывал от сослуживцев. И уже тогда, в 1919-м, он мог бы выйти из боя, перебраться за границу, найти себе пристанище в монастыре. Не думаю, чтобы кто-то его осудил. Но как было оставить друзей, бросить вот этих мальчишек в малиновых фуражках…

В конце марта 1920 года — исход. В час ночи в Новороссийском порту дроздовцы погрузились на пароход «Екатеринодар». У мола остались тысячи брошенных коней.

Потом — Галлиполи, палатки под открытым небом, в голом поле, горечь и отчаяние, скитания по Болгарии. Виноградову пришлось и батрачить, продавать газеты, наниматься на щеточную фабрику.

Узнав, что в Париже идет набор в только что созданный Свято-Сергиевский богословский институт, Иван добирается до Франции и оказывается в числе десяти первых студентов. Вскоре митрополит Евлогий постригает его в монашество с именем Исаакий — в честь преподобного Исаакия Далматского.

С 1929 года о. Исаакий служит в Праге. Столицу Чехословакии называли тогда «русским Оксфордом». Здесь нашли пристанище многие наши ученые. В конце 1920-х годов для русских профессоров и преподавателей в пражском районе Дейвице было построено несколько жилых домов. В одном из этих профессорских домов была устроена домовая церковь. Еще у русских был храм Успения на Ольшанском кладбище. А главным был Свято-Николаевский собор. Архимандрит Исаакий продолжал служить в этом соборе всю войну.

24 мая 1945 года за ним пришли советские контрразведчики. Его обвинили в том, что в 1944 году он согласился стать главным священником РОВС (Русского Обще-Воинского Союза). Отца Исаакия привезли во Львов, втолкнули в переполненную камеру. Уголовники тут же сорвали с батюшки маленькую перламутровую иконку, которой родители благословили Ивана перед его уходом на войну в 1914 году.

3 мая 1946 года после ходатайств архиепископа Сергия (Королёва) и патриарха Алексия I отца Исаакия освободили и направили на поселение в Актюбинск.

С 1947 г. о. Исаакий служил в Казанском соборе в Алма-Ате, а в 1948 г. стал настоятелем Алма-Атинского кафедрального собора. В апреле 1958 г. его перевели в Елец, где он стал настоятелем Вознесенского кафедрального собора. Хотя советские власти не разрешили ему вернуться в Прагу, он все же смог наладить переписку с уцелевшими друзьями и знакомыми.

Скончался о. Исаакий 12 января 1981 г. в Ельце.

По материалам сайта: Русские новости

Я РЫЦАРЬ И МОНАХ

Я рыцарь и монах. Такое сочетанье
Необычайно в наш практичный век,
Когда монахом быть нет у людей желанья,
От рыцарства далек наш человек.
Но я, как Дон-Кихот, храню в душе стремленье
Бороться за мечту и верить в идеал.
Не лучше я других, но веру в Провиденье
И в справедливость я не потерял.

Нельзя на свете жить, надежды не имея.
Надеждой светлою и я всегда живу,
Мечту неясную так бережно лелея,
И видя сны, нередко наяву.

Как рыцарь, я готов, не пожалев ни жизни,
Ни сил своих, со злом бороться до конца.
И отдал я себя служению Отчизне:
Ведь смерть не так страшна в сиянии венца.

Когда ж настанет день надежды исполненья
И выйдет из беды Святая наша Русь,
Я брошу тяжкий путь военного служенья
И в келлии монахом затворюсь.

И позабуду я испытанные битвы,
И прежних дней нечистоту и смрад
В словах божественной задумчивой молитвы,
В сиянии мерцающих лампад.

1919 год

 

РАЗГОВОР МИРСКОГО ЧЕЛОВЕКА С ЖЕЛАЮЩИМ ИДТИ В МОНАХИ

Монашествующий человек:

Жизни прелестей мне не расписывай,
Чтобы к миру меня повернуть:
Я монашеский крест кипарисовый
Уж надел на высокую грудь.
Как запястьем, я четками черными
Сам сковал себе волю свою,
И с поклонами тихо покорными
Пред иконой колена склоню.
Отвернусь я от мира греховного,
И со злом искушений борясь,
Буду в плаче восторга духовного
Омывать ядовитую грязь.
И оглядки на море тягчайшее
Лжи и прелести мне уже нет:
Иисус – мое Солнце Сладчайшее,
Иисус – мой немеркнущий Свет!..

Мирской человек:

Подожди, подожди, мой порывистый!
Обсуди свой решительный шаг –
Путь тернистый и путь перерывистый
Совершает исконный монах.
Посмотри на себя без пристрастия:
Силы хватит ли рясу носить,
И довольно ль тебе того счастия —
Себя заживо в гроб положить?
Оглянися на мир покидаемый,
Где ты мог бы свой путь совершать,
Где, друзьями всегда окружаемый,
Мог бы грусть и тоску разгонять.
Но, одевшися рясою темною,
Ты увидишь, как много друзей
От тебя отойдет. И огромную
Пропасть выроешь ты от людей.
Солнце мира над злыми и добрыми
Вечно светит, блестя и горя.
А в келейной тоске злыми кобрами
Будет жалиться вера твоя.
И ужаленный скукой келейною
Ты в сомненья невольно впадешь.
Никакою мастикой елейною
Боль души ты тогда не зальешь.

Монашествующий человек:

Знаю, знаю — дорога тернистая
Перед истым монахом лежит,
Но в конце ее звездочкой чистою
И награда за подвиг горит.
Лучше тесной дорогой избранною,
Хоть страдать, но к победе идти,
Чем с какой-то покорностью странною
Прозябать на широком пути.
В деле всяком бывают сомнения,
И порой может падать монах, —
Но великою силой терпения
Через тлен перейдет он и прах.
Этой темной одеждой смиренною
От греха он одет, как броней.
Но, любовью согретый священною,
Будет помнить о скорби людской.
Принесет он другим на служение
Все, что только умел бы и мог.
Он всем ближним дарует прощение,
Он к себе лишь безжалостно строг.
И утехи мирские и радости,
И житейских мечтаний искус
Затмевает пред ним Солнце сладости,
Сам претихий Господь Иисус!

Мирской человек:

Но подумай, подумай внимательней:
Что оставишь и что ты найдешь?
И постом и молитвой старательной
Ты надолго ли тело убьешь?
И подумай: мирские желания
На душе не проснутся ли вновь,
И, сияя огнем чарования,
Пред тобой не взойдет ли любовь?
Не изведав ее, ты откажешься
От утех ее сладких, живых,
Ты суровою мантией свяжешься,
Но уйдешь ли от мыслей своих?
И сгорая в губительном пламени,
Ты сумеешь ли плоть победить?
Иль изменишь Крестовому знамени,
Чтоб таким, как и многие — быть?
И тогда ты жестоко раскаешься,
Что связал себе руки свои,
Ты в унынье впадешь, ты отчаешься,
О монах, не вкусивший любви!

Монашествующий человек:

Нет, мирской я любви не изведаю,
Не любил я и не был любим
Я от прелести дьявольской бегаю,
Я любовью небесной томим
Божья Церковь мне будет невестою,
Я же буду Ей раб и жених,—
И, влекомый мечтою небесною,
От невест откажуся других.
Моя свадьба — то чин пострижения.
Я лобзаний иных не хочу,
Кроме тех, когда в день причащения
В чаше губы свои омочу.
Я от мира укроюсь прелестного,
Никому я не стану мешать, —
В тишине уголка буду тесного
Всех в молитвах своих поминать.
Пусть, кто может — и в мире спасается:
Разный путь, но единый конец.
Мне же в свете мечтаний является
Добровольный терновый венец!..

04. 1919 г.

 

МОЙ ГЛАС

Я не пророк. В душе моей
Нет места грому обличенья.
Глаголом жечь сердца людей
Я не был призван от рожденья.

И не дано мне пылких слов
И дикой страстности пророка,
Не мог бы, гневен и суров,
Громить я крепости порока.

Мой глас не рокот шумных вод
И не дыханье грозной бури,
В душе моей всегда живет
Тоска по голубой лазури.

И к небу вечному стремясь,
Хотел бы тихими слезами
Омыть я пагубную грязь
Земли, опутанной грехами.

И я хочу, чтоб голос мой
Журчаньем ручейка звучал бы,
К воде которого живой
Унылый грешник припадал бы,

И воду ту живую пил,
В ней находя от бурь забвенье,
И сердце для любви открыл,
Взывая к Богу о прощенье.

Я не пророк. В душе моей
Нет слов суровых обличенья.
Моя мечта – учить людей
Великой мудрости смиренья.

И не внушать собою страх,
И не вселять в них трепет зыбкий,
Но видеть ясные улыбки
На замкнутых для зла устах…

1 марта 1919 года
Ростов-на-Дону, лазарет

 

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Рождество Христово
Счет годам ведет.
Этот праздник снова
К нам на двор идет

И несет с собою
Радость детских лет
И над всей землею
Проливает свет,

Старость оживляет,
Младость бережет.
Будь благословен ты,
Рождества приход!

1970 год, г. Елец

 

МОЩНОЙ, ПЛАВНОЙ ВОЛНОЙ

Мощной, плавной волной над притихшей землей
Разливается звон колокольный.
К монастырскому храму неспешной стопой
Я иду встретить праздник престольный.
Там блестят и горят огонечки лампад,
Точно ангелов очи живые,
И с икон золоченых в раздумье глядят
На нас, грешников, люди святые.
И столбом голубым встает ладанный дым.
Сладкий запах он свой разливает,
И, пробившись в окно, как мечом золотым
Его солнечный луч рассекает.
В церкви служба идет. Правя строгий черед,
Там монахи поют и читают,
Рой тех звуков над храмом плывет
И высоко над куполом тает.
Я стою как во сне. И все кажется мне –
Хорошо б умереть в это время.
Утонуть в непробудной святой тишине,
Скинув жизни тяжелое бремя.

 

О ЛЮБВИ

Однажды красавица мне говорила
О том, что такое любить:
«Любить – это падать,
и в этом паденье
Другого с собой захватить».

Такую любовь я не знал и не знаю,
И знать не могу, не хочу.
Иную мечту о Любви
в своем сердце
Я светом надежд золочу.

Любить — самому в высоту
подниматься
Тернистою узкой тропой.
Любить — это в райские
двери стучаться,
Другого ведя за собой.

 

ПАМЯТИ ПОЛКОВНИКА ЖЕБРАКА  (песня на мотив «Варяга»)

Вьётся над нашим отрядом
Белый Андреевский стяг.
Вынул палаш пред парадом
Славный полковник Жебрак.

Вот он по фронту шагает
Нашу обходит семью.
Сам он заметно хромает
Был он поранен в бою.

Крест его грудь украшает
Крест тот — символ храбрецов.
Взгляд наш его провожает
Верим ему мы без слов.

В бой он ходил с нами вместе
Пулям не кланялся он.
В самом рискованном месте
Он появлялся пешком.

Храбрость его погубила
Дерзкой та храбрость была.
Вражия сила лишила
Нас командира полка.

Над телом его надругалась
Злых негодяев рука.
Но им дорого досталась
Смерть храбреца Жебрака.

1918 год