Притча о неразумном богаче (Лк. 12:16-21)

И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?

И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю бóльшие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.

Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?

Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет.

Обращаясь к человеку, который задумал свое богатство хранить, словно оно неотъемлемо от него, Христос говорит: Безумный, в эту ночь твою жизнь потребуют от тебя обратно – и что тогда?..

За плечами каждого из нас стоит смерть, и об этом напоминает нам Евангелие на каждом шагу. Но напоминает нам не для того, чтобы испугать смертью, а чтобы придать жизни новую, иначе совершенно недосягаемую глубину. Мы живем поверхностно, мы живем бесконечным количеством вещей, которые слишком мелки даже для нашего человеческого сердца, даже для человеческого ума. Сколько у человека за один день его жизни проходит мыслей пустых, бесцельных, бесплодных; сколько чувств чередуется друг за другом в душе, не оставляя никакого глубокого следа, просто так, проходят напрасно, как тучи по летнему небу. Это все слишком мелко для человека, т. е. для каждого из нас, и Господь нам напоминает, постоянно напоминает в Своем Евангелии и всей жизнью, что смерть так удивительно близка, и только она может поставить вещи на место.

Мне вспоминается время, когда умирала моя мать. Мы оба знали об этой смерти, она на нас шла, – нет, она не шла на нас, она жила с нами три года. И за эти три года стало ясно, что потому что смерть близка, жизнь так драгоценна. Не в том смысле, что надо за нее бороться, чтобы не умереть, а в том смысле, что все ее содержание может стать таким глубоким, каким только смерть может его сделать. Каждое сказанное слово может быть последним словом, – неужели оно будет словом пустым, ничтожным или еще хуже – раздраженным, горьким, злым, разрушающим словом? Каждый поступок может быть последним, – неужели каждый поступок не может стать как бы выражением, осуществлением самого глубокого, самого дивного, что есть в отношениях между людьми? Мы это забываем, потому что нам кажется, что впереди еще столько времени, чтобы исправить ошибки, чтобы излечить душевные раны, чтобы утешить человека. А может оказаться поздно, один или другой могут умереть.

Тогда тоже поздно не бывает, тогда можно обратиться к Богу, Который – наш Примиритель. Но для некоторых вещей – да, поздно. Поздно утешить, поздно приласкать, поздно обрадовать, поздно дать на земле последнее счастье человеку. В этом смысле смерть – напоминание нам о том, что жизнь, которую мы делаем столь мелкой, может быть такой глубокой. Смерть нам поставлена перед глазами – Евангелием, Христом, жизнью самой – не для того, чтобы нас устрашать, а чтобы мы жили глубоко, жили в меру всего глубокого, чуткого человеческого сердца, большого, понятливого человеческого ума.

Не будем поэтому собирать в сокровищнице сердца, ума, в сокровищнице жизни ниче

го такого, что слишком мелко и от чего мы мельчаем. Поставим себе вопрос при каждой встрече, во всех наших человеческих обстоятельствах по отношению к каждому человеку и ко всему в жизни: как бы я поступил, если бы это было его последнее мгновение или последнее мое мгновение? Какое слово я бы сказал, какое действие совершил, кем я был бы по отношению к нему, к ней, к ним? И если только мы это осознаем, – Боже, как глубока и значительна будет жизнь, как каждый человек станет значителен и сколько будет поступков в нашей жизни, которые достойны нашей человеческой жизни, нашего величия человеческого и Бога нашего! Аминь.

Митрополит Сурожский Антоний

 

«Господи, настал пост,  а зачем он – мне?»

Наш пост, может быть, и не нужен Богу, не нужен родившемуся Младенцу Христу, но он нужен нам, мне лично. Пост – такая мера аскезы, которая необходима мне самому. И необходима вообще любому человеку в мире. Пост может не называться Рождественским или Великим, он может быть вовсе не церковным, но любой человек понимает, что аскеза хотя бы в виде диеты, в виде отказа от чего-то, в виде воздержания (в еде, питье, развлечениях, в чем угодно) нужна человеку, чтобы выжить.

Пост в религии в целом, и в христианстве в частности, имеет инструментальную прикладную цель – утончение плоти. Когда у человека утончается плоть, ему становятся более доступны какие-то духовные области.

Для чего Сам Господь в пустыне сорок дней постился? Он вызвал сатану на бой, выслушал его искушения, победил его и отправил обратно. Поскольку Господь стал человеком, плотью, Ему, чтобы совершать некую духовную работу, тоже был необходим пост.

Точно так же пост необходим каждому христианину, пост как – время от времени – некое удаление в пустыню, которая, в библейском понимании, есть удаление человека от суеты и шума мира сего и место встречи с Богом.

Почему пост регулярно наступает по календарю четыре раза в год – это другой вопрос. Мне кажется, что ответ на него исключительно в милосердном устроении Церкви.

Многим людям сложно вести регулярную аскетическую жизнь, управляться с этим самим, и гораздо легче, когда все это происходит организованно.

Подчеркну: не насильственно, а организованно, в конце концов, присоединяться к тому, что организовано – личный выбор каждого.

Люди старших поколений, пережившие в Церкви разные времена, иногда говорят попросту: ведь вполне могут наступить времена, когда церковная жизнь нарушится, когда опять позакрываются храмы, когда верующие опять будут бегать с места на место, и тогда очень многим людям будет трудно. Они будут говорить: «Нам попоститься бы, а мы даже не знаем календаря, когда пост начинается» и с грустью вспоминать: «Когда-то мы выступали против этого поста, он нам надоел, теперь бы с радостью вернули все, как раньше». Человеку свойственно не ценить то, что у него есть…

Так что пост, в частности Рождественский пост, – это очень хорошее дело. Просто нормальные люди, которые обладают какой-то мерой свободы и понимания, должны осознавать, что во всем на свете, даже в хорошем, есть оборотная сторона, побочные эффекты, и всегда должна быть какая-то мера, чтобы их избежать.

То же самое и с постом: если перегнуть палку, начать постить кого не надо – малых детей или домашних животных, самому себе давать какие-то неверные установки, поставив пост во главу угла как важнейшее и единственное христианское делание, то как раз можно достигнуть противоположного эффекта, навредить себе постом.

В чем опасность расстановки неправильных акцентов во время поста лично для меня?Когда начинаешь поститься и от чего-то отказываться, моментально на этом зацикливаешься. Даешь установку: не думать про белого бычка. И – начинаешь не думать – целый день не думаешь, ночь не думаешь, перестаешь спать, перестаешь нормально функционировать, не то что о какой-то христианской жизни, просто о жизни бывает трудно думать, все мысли – про белого бычка.

Поэтому если пост – это борьба со страстями, как мы говорим, с ними надо бороться правильно, а не как в сказке про Братца Кролика, который боролся со смоляным чучелом и чем больше его бил, тем больше к нему прилипал.

Во время поста, да и вообще в жизни, все-таки больше внимания стоит обращать на Христа, а не на грехи и борьбу с ними.

Борьба со страстями нужна, но и в этом нужна мера, ведь враг давно наловчился использовать в своих целях нашу безмерность.

А для того, чтобы не зацикливаться на собственных страстях, нужно вести такую жизнь, чтобы она была в радость. Когда, например, художник пишет картину, у него горят глаза, он не замечает ничего, живет своим вдохновением, он становится более цельным, чем в остальное обыденное время, его чувства и разум, душа и тело собираются воедино и живут единой целью – творческим процессом, произведением. Если кто-то попробует ему в этом помешать, он просто попросит закрыть дверь. Вот таким же вдохновенным должен быть и пост.

Другое дело, что вдохновение – это еще и дар Божий, и каждый должен сам к Богу обратиться с вопросом, где взять это вдохновение, и получить свой индивидуальный ответ.

А у кого еще спрашивать? У батюшки, что ли, который сам – такой же человек, который так же зачастую ищет для себя ответы на свои собственные вопросы?

У нас Христос есть, Господь, вот к Нему и стоит обратиться: «Господи, настал пост, а зачем он – мне? Пост давно принят Церковью, постились многие поколения христиан, и явно все это – не просто так, а как быть мне? Помоги мне это понять». Если человек действительно хочет знать, Господь пошлет ему ответ.

Священник Сергий Круглов

 

Введение во храм Пресвятой Богородицы

4 декабря Церковь празднует Введение во храм Пресвятой Богородицы

По сохраненным Преданием рассказам, родители Девы Марии, праведные Иоаким и Анна, молясь о разрешении неплодства, дали обет, если родится дитя, посвятить его на служение Богу.

Когда Пресвятой Деве исполнилось три года, святые родители решили выполнить свое обещание. Собрав родственников и знакомых, одев Пречистую Марию в лучшие одежды, с пением священных песней, с зажженными свечами в руках привели ее в Иерусалимский храм. Там встретил отроковицу первосвященник со множеством священников.

В храм вела лестница в пятнадцать высоких ступеней. Младенец Мария, казалось, не могла бы Сама взойти по этой лестнице. Но как только Ее поставили на первую ступень, укрепляемая силой Божией, Она быстро преодолела остальные ступени и взошла на верхнюю. Затем первосвященник, по внушению свыше, ввел Пресвятую Деву в Святое святых, куда из всех людей только раз в году входил первосвященник с очистительной жертвенной кровью. Все присутствовавшие в храме дивились необыкновенному событию.

Праведные Иоаким и Анна, вручив Дитя воле Отца Небесного, возвратились домой. Преблагословенная Мария осталась в помещении для девственниц, находившемся при храме. Вокруг храма, по свидетельству Священного Писания и историка Иосифа Флавия, имелось много жилых помещений, в которых пребывали посвященные на служение Богу.

Глубокой тайной покрыта земная жизнь Пресвятой Богородицы от младенчества до вознесения на небо. Сокровенна была и Ее жизнь в Иерусалимском храме. «Если бы кто спросил меня, – говорил блаженный Иероним, – как проводила время юности Пресвятая Дева, – я ответил бы: то известно Самому Богу и Архангелу Гавриилу, неотступному хранителю Ее».

Но в Церковном предании сохранились сведения, что во время пребывания Пречистой Девы в Иерусалимском храме она воспитывалась в обществе благочестивых дев, прилежно читала Священное Писание, занималась рукоделием, постоянно молилась и возрастала в любви к Богу. В воспоминание Введения Пресвятой Богородицы в Иерусалимский храм Святая Церковь с древних времен установила торжественное празднество. Указания на совершение праздника в первые века христианства находятся в преданиях палестинских христиан, где говорится о том, что святая царица Елена построила храм в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы.

В IV веке упоминание об этом празднике есть у святителя Григория Нисского. В VIII веке проповеди в день Введения произносили святители Герман и Тарасий, Константинопольские патриархи.

Праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы – предвозвестие благоволения Божия к человеческому роду, проповедь спасения, обетование Христова пришествия.

Православие и мир

 

«Вот будет дар так дар!»

Перед вами – история чуда, перевернувшая жизнь одной новоначальной христианки, случившаяся с ней 20 лет назад. Сейчас эта женщина – монахиня, благочинная одного из монастырей в российской глубинке. Предоставим ей слово.

На заре своего воцерковления я запоем проглатывала одну за другой книги святых отцов. В одной из них я прочитала хорошую мысль, обращенную к Богу: «Господи, пожалуйста, помоги мне видеть чудеса, которые Ты творишь со мной, чтобы я могла отблагодарить Тебя!»

И так мне понравилась эта молитва, что я горделиво подумала: и не надо других чудес, пусть будут только те, за которые можно спасибо сказать!

Ожидая от Бога чудес, я оказалась в паломничестве в Санкт-Петербурге, в Иоанновском женском монастыре, где покоятся мощи Иоанна Кронштадтского. Об этом святом человеке, жившем всего век назад и оставившем большое литературное наследие, известно много. И прославился святой Иоанн именно чудесами, которые в изобилии происходили при его жизни по его молитвам.

Прибыли мы в храм-усыпальницу как раз после Божественной литургии; здесь, рядом с мощами святого, служился молебен, послушницы и монахини ангельски пели… Меня охватило умилительное настроение, но ненадолго.

В какой-то момент мои глаза словно обратились вовнутрь и на них кто-то надел как бы толстые увеличительные стекла, которые позволяют с беспощадной ясностью видеть все тайные и некрасивые мои мысли, препарировать низменные чувства и желания. Это было страшно! От стыда и острой душевной боли я вся сжалась в комок.

Из этого состояния меня вывел один странный человек. Погруженная в свои мысли, я сначала не воспринимала его как какое-то отдельное явление, и навязчивый, тихий шум, исходящий от этого болящего – иначе не скажешь, – не скоро был осознан мною как нечто выходящее из ряда вон. Но когда я наконец поняла, что вокруг меня, приплясывая и легонько приседая, мельтешит и что-то лепечет фигура в старомодных расклешенных штанах, давно потерявших первоначальный цвет, с заплатами на коленях, то, разумеется, сделала попытку переместиться в другой угол нижнего храма.

Человек как будто унялся и замолчал, а я опять погрузилась в молитву.

«Что же я могу дать Тебе, Господи?! – думала я. – У меня нет ничего… кроме вот этих гаденьких мыслей! Что я могу принести тебе в дар?..»

Краем глаза я снова заметила рядом с собой этого ненормального. Он лепетал на каком-то обезьяньем языке и сужал круги. У него были длинные руки, которыми он постоянно всплескивал, тонкие пальцы с черной каймой ногтей и галстук в черный горошек на неимоверно худой и морщинистой шее.

«Боже, какой кошмар», – подумала я.

Но теперь я стояла с двух сторон окруженная стенами, и отступать было некуда. Стараясь не обращать внимания на назойливого незнакомца, я попыталась вновь сосредоточиться на молитве.

«Что я могу принести Тебе в дар? – снова возникла отчаянная и пронзительная мысль. – Только мои грехи. Больше ничего у меня и нет…»

В этот момент в храме повисла тишина. Священник принимал кипу записок, которую мы все подали, чтобы помянуть о здравии и о упокоении своих близких.

И в этой совершенной тишине мой неприятный сосед воздел руки вверх и громко, отчетливо произнес, подмигнув мне одним глазом:

– Вот будет дар так дар!

И упал на колени.

Его тощую грудь сотрясал смех – так мне показалось. Но когда он вскоре поднялся, я с удивлением увидела мокрое от слез его лицо и добрые заплаканные глаза без всякого признака безумия.

– Плачет Петенька… отмаливает кого-то, – шепнула мне немолодая ухоженная женщина. – Это наш юродивый, монастырский. Помолитесь о нем… на душе теплее станет.

Так передо мной открылась дверь покаяния. Я не сразу изменилась и осознала это, нет. Но суетная жажда чуда покинула меня навсегда. Сейчас понимаю, что самое большое чудо на земле – это молитва, возможность обратиться к Богу в любом месте и в любое время с самыми разными просьбами и желаниями. Господь не пренебрегает ни одной человеческой молитвой!

Только нельзя Бога воспринимать как технического исполнителя человеческих просьб. Он – Личность, Он может улыбнуться в ответ и даже пошутить… И послать самого необыкновенного из Своих слуг для вразумления – не архангела Михаила с огненным мечом, а Петеньку, бледного, странного, который будет скрести ногтями пол, плача и выпрашивая прощение твоему слепому самомнению и гордыне.

Анна Ромашко