О тайне и о суде святых (Мф. 10:32-33,37-38,19:27-30)
Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным.
Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня.
Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?
Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых.
И всякий, кто оставит дóмы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или зéмли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную.
Многие же будут первые последними, и последние первыми.
В первый воскресный день после дня Пятидесятницы Церковь прославляет всех святых. Вот и сегодня, празднуя этот день, каждый так или иначе становится именинником, зная, что каждый из нас крещен во имя Христово и имя носит одного из тех, кто угодил Богу и прославился, и стал святым.
Кто эти люди – святые? Какое они к нам еще отношение имеют, кроме того, что мы носим их имена? Что мы перед их иконами ставим свечи и заказываем молебны, обращаемся к ним в трудную минуту, когда нам нужна их молитвенная помощь и поддержка. Мы, в общем, даже знаем к каким святым, по какому поводу стоит обращаться, какие святые при каких случаях лучше всего могут нам помочь.
Вопрос вот в чем: что же делает человека святым, насколько эти люди, которых мы называем святыми, чьи иконы сейчас на нас смотрят, имеют к нам прямое отношение? Когда мы обращаемся к таким источникам, как жития святых или каноны, прославляющие их память, иногда создается такое впечатление, что эти люди – особенные, и мы на них никак не можем быть похожи. Что мы и они из разного теста. Другие эти люди – святые.
И действительно, читаешь житие кого-нибудь из святых подвижников, и думаешь, что, наверное, Бог специально посылает на землю особенных людей, для того чтобы они здесь прожили особенную жизнь. И эти люди не могут с нами быть близки, потому что мы все время падаем, сомневаемся, нас обуревают страсти и искушения, нас всегда, все время что-то раздирает. А они такие цельные, такие правильные, такие сильные, у них все получается правильным образом.
И получается, что святые – это особые инопланетяне, которых Господь забрасывает к нам на нашу землю, для того чтобы они тут прожили, нас удивили, восхитили, а потом забирает их обратно и делает специальными исполнителями наших заемных желаний.
Но если это так, то тогда мы к ним никакого отношения иметь не можем. И тогда нет смысла прославлять их память, потому что раз их Господь специально создал святыми, то в этом и нет их особенного подвига, нет личной заслуги, потому что им от Бога было уготовано быть святыми.
Действительно, такое впечатление, что раз он – святой, то у него все в порядке, уж если есть искушение, то поборется святой и обязательно победит, у святого нет вопросов, нет сомнений, внутренних мучений, нет никакого состояния, которое бы разделяло его в отношениях с Богом, как это бывает с нами иногда. Со святыми такого не происходит.
Мы знаем о жизни святых в основном из таких источников, которые называются «жития». И смотрим в основном на иконы, то есть на такое изображение, которое показывает нам святого уже прославленным, уже победившим всякие искушения, победившим этот мир.
Мы, христиане, за много-много столетий истории нашей веры сумели себя так приучить, что Евангелие к нам отношения не имеет, что это такая прекрасная святая книга, в которой написано о том, как Христос ходил по земле, совершал чудеса, оставил нам свои учения, и как Он кому-то, отдельным людям, ну, скажем, апостолу Петру, говорил так: вот, иди по воде, а другим апостолам, как сегодня сказал: «Кто любит отца или мать свою больше Меня, тот Меня не достоин».
И это сказано про них, а не про нас. А для нас существуют утренние и вечерние молитвы, четыре поста во время года, замечательное правило благочестия и аскетики, все правила, по которым мы живем. Это существует для нас. И если мы будем все делать правильно и хорошо, то мы обязательно спасемся, потому что Церковь существует для нас, чтобы эти вещи наполнять, обслуживать нас, для того, чтобы мы правильным образом выстраивали свою жизнь.
Ну, и святые, соответственно, существуют для этого. Для того, чтобы мы заказывали молитвы, ставили свечи пред их иконами, молились им в случае наших житейских неудач. А святые – они по-другому жили. Прежде всего, они глубочайшим образом поверили в каждое слово Евангелия, и стали это слово применять к себе и поняли, что если Господь говорит это слово Петру, то Он говорит его и мне. И если говорит Господь юноше богатому: «Иди за мной», – то это не про какого-то юношу две тысячи лет назад написано, а про меня написано сегодня.
А есть то, что они не испугались по этому Евангелию жить. Они решились, как Петр, оставили все и пошли за Христом. И больше ничего. Никаких специальных правил не было. Просто они так же избраны, как и мы с вами, те самые «избранные», о которых говорится сегодня. Много избранных – это все мы. Для того чтобы услышать Евангелие и не испугаться жизнью его прожить. Больше ничего для святости не нужно. Только это и делает человека святым.
Страшно принять это слово Божие, поверить, что Евангелие написано для тебя, страшно взять и пойти за Богом, страшно… Но без этого никогда человек святости не достигнет. Никаким особым подвигом поста или расточения своих имений, или говорением на других язы´ках, нет, даже если тело свое отдаст на сожжение ради великой идеи – нет, все равно это не будет святостью. Святость будет только тогда, когда ты, восприняв Евангелие, как слово, сказанное тебе Богом, не испугался за Ним пойти. Этому и учат нас наши святые.
Протоиерей Алексий Уминский
Как святые воспитывали детей
3 историй о святости, переданной по наследству
Мы часто думаем, что если станем как можно чаще говорить с детьми о Боге, регулярно водить их в храм на причастие, тщательно следить за тем, чтобы они не попали в дурную компанию, не сидели бесконтрольно в Интернете и у телеэкрана, то гарантированно вырастим христиан. Но опыт святых, которые воспитали собственных детей, тоже достигших святости, убедительно подтверждает излюбленную фразу митрополита Сурожского Антония: «никто не может прийти к Богу, пока не увидит на лице другого человека отблеск вечной жизни». Детям будет гораздо легче полюбить Бога, если они увидят, как любят Его их родители.
Святая Нона и святитель Григорий Богослов
Православные родители нередко переживают, отдавая детей в обычную светскую школу: не нахватаются ли они от сверстников плохого, не поколеблет ли некрепкую детскую веру учитель-дарвинист, сможет ли ребенок Великим постом мужественно отказаться от сосиски в школьной столовой?
Вот и святая Нонна, мать Григория Богослова, тревожилась, отпуская сына в лучшее учебное заведение того времени — Афинскую академию, основанную еще Платоном. Тогда, в середине IV века, у жителей Каппадокии (малоазийской провинции Римской империи), где жила семья, было не так много возможностей дать детям качественное образование.
Но Афины были столицей языческой культуры, которая тогда еще цвела пышным цветом. Христианство совсем недавно утвердилось в качестве официальной религии, и Афины по-прежнему были уставлены статуями богов, которые обильно поливали благовониями и окуривали фимиамом. А риторы знаменитой Академии нередко обучали юношей красноречию на весьма вольных мифологических сюжетах.
Нонна была христианкой. Ей очень хотелось, чтобы сын ее тоже вырос христианином. Поэтому первое, чему она научила маленького Григория, —беседовать с Богом. С детства мальчик привык поверять Ему самые сокровенные мысли и переживания. А в память ему врезался сон, в котором он восходил ввысь, к сияющему Престолу, от которого лился неизреченный Свет. Мать верила, что умение молиться надежно охранит сына от искушений, которые неминуемо придут, когда он подрастет. И сама показывала ему пример. «Об этом у нее ежедневно была самая первая мысль <…> Кто, приступая к молитве, имел столько упования получить просимое?» – вспоминал впоследствии ее знаменитый сын.
По молитвам Нонны христианином, а после и епископом, стал ее муж Григорий, который в молодости совмещал веру в единого Бога с огнепоклонством. Молитва с благодарением Богу была первой реакцией матери будущего святителя и на любые скорби. Она знала: Бог не посылает испытаний выше человеческих сил.
Поэтому, когда Григорий подрос, мать без колебаний отправила его в лучшие учебные заведения, хотя некоторые из них считались рассадниками язычества. Юноша учился и в «митрополии наук» — Кесарии Каппадокийской, и в Палестине, и в египетской Александрии, и, конечно, в Афинской академии и стал одним из самых образованных людей своего времени.
Интересно, что примерно в то же время в Афинах учился и племянник Константина Великого Юлиан, впоследствии ставший императором и прозванный Отступником за попытку реставрации язычества. И именно Афины укрепили его в решении порвать с христианством. А у Григория оказался мощный иммунитет к языческой «инфекции». Возможно, решающую роль здесь сыграл пример матери: больше всего юношу влекло к уединенным размышлениям и молитвенному предстоянию перед Богом. Недаром он вошел в историю с именем Богослова.
Святая Эмилия и святитель Василий Великий
В середине IV века едва ли кто-то назвал бы многодетной семью с тремя детьми. Но супружеская пара, которая произвела на свет десять чад, на общем фоне все же выделялась. Это могло свидетельствовать и о хорошем достатке супругов, и об их глубоком доверии Богу. У родителей святителя Василия Великого, Василия и Эмилии, было и то, и другое.
Они жили в Каппадокии, но владели землями еще в двух римских провинциях — Понте и Малой Армении. А от своих родителей, пострадавших за Христа при императоре Ликинии, оба унаследовали глубокую и непоколебимую веру.
Жизнь семьи была вполне благополучной, пока не умер отец. Это произошло вскоре после рождения Петра, младшего брата Василия. У многих женщин на месте Эмилии опустились бы руки, кто-то кинулся бы пристраивать детей в школы, к учителям. Но она была уверена, что никто не заменит детям мать, и взяла их начальное обучение в свои руки, стараясь разглядеть в каждом его наклонности и интересы и направить их в правильное русло.
Кроме того, не прошло еще и полувека с тех пор, как римская власть признала христианство, и Эмилия очень боялась, как бы на детей не повлияли распущенные языческие нравы. Поэтому, пока дети были маленькими, она как могла оберегала их и учила только тому, что сама считала нужным и правильным.
Так, обучение старшей дочери Макрины святая Эмилия начала не с греческих басен и любовных песен Сапфо и Анакреона, а с псалмов Давида и притчей Соломона. Отдельные фрагменты Священного Писания девочка учила наизусть. Все сомнительное с нравственной точки зрения — походы в театр или на скачки (весьма распространенные в ту эпоху развлечения) — мать из жизни детей исключала. А чтобы им некогда было скучать, она давала им разные поручения — от работы в саду до помощи в кузнице, благо хозяйство было немалое.
Все это сыграло важную роль в дальнейшей судьбе детей святой Эмилии — пятеро из них были прославлены Церковью: святители Василий Великий, Григорий Нисский, Петр Севастийский, преподобная Макрина и святая праведная диаконисса Феозва. «Она подарила миру… таких светильников, сыновей и дочерей, брачных и безбрачных; она счастлива и плодовита, как никто, — с восторгом говорил об Эмилии ближайший друг Василия, Григорий Богослов. — Три славных священника, одна участница в тайнах священства, прочие — лик небожителей. Изумляюсь, какая это богатая семья!»
Святая Моника и блаженный Августин
Когда родители-христиане пытаются всеми правдами и неправдами убедить своих взрослеющих детей ходить в храм и читать благочестивые книги, те, как правило, отчаянно сопротивляются или просто игнорируют просьбы родителей. Примерно так же было и у святой Моники с ее сыном Августином, которого впоследствии Церковь назовет блаженным.
Муж Моники Патриций большую часть жизни оставался язычником — скорее в силу традиции, чем из убеждения: к вере он был, в общем-то, равнодушен. При этом человек он был крайне вспыльчивый, хоть и отходчивый; позже Августин назовет отца «человеком чрезвычайной доброты и неистовой гневливости». Вдобавок, Патриций нередко изменял Монике. Но она смиренно терпела выходки мужа, стараясь не провоцировать вспышек его гнева и не спорить – по крайней мере, в те минуты, когда он бывал раздражен.
А вот на сына Моника обратила всю силу своего убеждения. Она сделала все, чтобы воспитать его христианином, хотя в юности он больше интересовался женским полом. В 16 лет по настоянию отца, прочившего ему карьеру ритора, юноша отправился в Карфаген — город, где его на каждом шагу подстерегали соблазны, — и бросился в эту жизнь с головой. А читая полные тревоги материнские письма, больше досадовал, чем раскаивался.
Наконец заинтересовался он и религией. Но не христианством, а манихейством. Манихеи верили, что миром правит не единый Бог, а две равноправные силы: одна — светлая, божественная, духовная; другая — темная, демоническая, материально-телесная.
И вновь Моника плакала и звала сына в Церковь, и вновь без ответа. Ей помог один епископ, которого она попросила повлиять на сына. «Оставь его там, — сказал он, — и только молись за него Богу. Он сам, читая, откроет, какое это заблуждение и какое великое нечестие». И добавил: «Как верно, что ты живешь, так верно и то, что сын таких слез не погибнет».
Так всë и вышло. Узнав манихеев поближе, Августин в них разочаровался, убедившись, что люди они в основном невежественные и не всегда порядочные. Полной противоположностью им оказался тот самый епископ — Амвросий из города Медиолана (Милан), с которым Августин познакомился в Риме. От него он в конце концов принял Крещение. Моника была счастлива и умерла с легким сердцем. А Августин стал священником, а позже — епископом, знаменитым на весь мир отцом и учителем Церкви.
Так, смиренно признав тщетность свои усилий обратить сына на путь истинный и предав его в руки Божии, мать лично убедилась в истинности слов Спасителя: Невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18:27).
Игорь Цуканов