Эти слова Евангелия — о тайне Первого и Второго Пришествия Христова. Первое Пришествие Его на землю было в уничижении, так что Его нельзя было отличить от других людей. Господь явился столь смиренно, что никто не заметил Его появления. Второе Пришествие будет совершенно иным: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на Престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы». Первый раз Господь пришел не судить, но спасти мир. Второй раз Он придет для Последнего Суда.

Суд этот будет столь простым, что, кажется, нас не спросят ни о нашей вере, ни о том, как мы молились и постились или богословствовали, а только о том, были мы или не были людьми по отношению к другим людям. Однако в этой предельной простоте открывается тайна Воплощения Божия и Креста, и Воскресения, и Пятидесятницы. И Его Второе Пришествие во славе будет предваряемо явлением на небе Креста, являющего тайну двуединой заповеди.

Когда завершится история человечества, Христос, подводя итоги, будет говорить только о Себе. «Голоден был, жаждал, странен был, в темнице был, болен был». Как если бы среди множества людей существовал только Он один — бесчисленным, бесконечным присутствием: «Истинно, истинно говорю вам: то, что вы сделали одному из этих меньших, вы сделали Мне». Речь не будет идти об отвлеченном теоретическом человеке, а о человеке, который хочет есть, пить, иметь дом, одежду, утешение, заботу. Мы будем судимы за наши самые смиренные движения любви. В этой любви — сокровенное и постоянное присутствие Христа на земле.

Страшный Суд представляется многим отвлеченно-далеким, в то время как Господь — «близ, при дверех», и все происходит уже сейчас. Он одесную Бога Отца, и Он — там, где человек, в этом мире. Но этот мир перевернут, и эта перевернутость мира — не абстракция. Ее можно видеть в тех, кого мир отрицает, не принимает в расчет — в опозоренных, в одиноких, в старых, в безнадежно больных, в сумасшедших, в заключенных, в тех, кто, по существу, исключен из человеческого общества. Он прежде всего в них, но Он также не оставляет Своим присутствием тех, кого мир хвалит и кому сопутствует земной успех, в ком, несмотря на эту видимость, время от времени прорывается через их поверхностность неподдельный страх перед подлинными глубинами жизни.

В этой перевернутости проходит великий путь, Христов и наш, и все, к чему всею сокровенностью своею устремляется наша душа, становится достижимым, но через безжалостное развенчивание иллюзий. Ибо эти люди — наше место, не только здесь, но и в вечности, наше место одесную или ошуюю Бога Отца. В этих людях — Христос, и в них наше место должно быть бесконечно более возможным и более чаемым, чем, например, для современников Христа, ожидавших от Него осуществления своих надежд на победоносного земного мессию. Именно это сильнее всего влечет нас к Нему — то, что в Нем Бог воплотился Мужем скорбей, страдающим существом, что Он отказался от всякой человеческой славы, стал слугою всех и прошел через ужас нашей смерти. Навсегда Он — участник всех наших страданий. Бог обнищал от всех Своих богатств, чтобы мы могли проявить к Нему любовь, Он протягивает к нам руку, как нищий, чтобы в день Суда Он мог сказать нам: «Приидите, благословенные Отца Моего, ибо Я был голоден, и вы дали Мне есть». Он хочет нашей любви, Он все так сотворил и устраивает все так, чтобы мы узнали Его, как Бога Творца, Промыслителя, Бога Судию, но уже совсем по-другому, чем раньше. И благодаря этому Его уничижению нам открылась Его победа над смертью, слава Его Воскресения, к которой Он ведет нас сейчас Собою.

Тайна Страшного Суда — тайна общего воскресения, воскресения каждого из мертвых. И это дано нам всем — никто, ни один человек не лишен этого. Мученики купили Царство своею кровью, отцы-пустынники обрели благодать подвигами воздержания, а мы, живя среди мира, можем достигнуть славы Господа самой простой человеческой помощью — накормить голодного, напоить жаждущего, бездомного приютить, утешить больного, посетить заключенного — это то, что может делать всякий. Это предлагается нам каждый день, из этого состоит вся жизнь. Через самое обыденное гостеприимство Господь хочет приобщить нас Своему непостижимому дару, и, когда мы отвергаем эту возможность, мы отвергаем не только тех людей, которых Он нам посылает, — мы отвергаем Его любовь, Его Крест и Его Воскресение. Что же нам остается?

Потому в словах осуждения неправедным не говорится о нераскаянных страшных грехах неверия, блуда, воровства, колдовства, убийства, а перечисляется все то же самое, что сделали праведники, с добавлением одного слова «не» — не потому, что те грехи не означают ада, а потому, что Страшный Суд определяет грехи неделания как не менее гибельные. Мы видим этот грех неделания и во всех притчах о Суде. Неразумные девы не позаботились о том, чтобы принести елей, в притче о милосердном самарянине священник и левит прошли мимо раненого человека, в отличие от того путника, который был прообразом Самого Христа. Неверный раб, зарывший в землю талант, отвергнут за ничегонеделание, и все, оказавшиеся ошуюю, отринуты на Страшном Суде за то, что не послужили страждущим душою и телом. Приближается разделение между Царством Христа и царством диавола. Но никакое исследование, никакое человеческое знание не может определить, где проходит это последнее разделение, ибо оно принадлежит Господу и совершается беспрерывно, и даже там, где уже как будто обходятся без Него. Но, как говорится, единственное, что требуется для торжества зла, — это чтобы хорошие люди ничего не делали.

Ложь и бесстыдство на земле давно перешли все границы. Но есть нечто худшее — это умственный, и нравственный, и духовный паралич слишком многих. И ужаснее всего — когда этот паралич касается нас, верующих людей, Церкви. Отсутствие нормальной реакции на зло вызывает большее беспокойство, чем даже действие зла, потому что оно выдает состояние ослабленности организма, который пассивно, не сопротивляясь, переносит диавольское нашествие. Насколько душа больше тела, настолько больше должна быть наша забота об этом. Время начаться суду с Дома Божия, потому что Церковь отвечает за себя и за всех, и неспособность наша послужить одному из меньших сих — неспособность послужить Христу. Без любви — мы без Него. Бог есть Свет, и в Нем нет никакой тьмы, нет зла, нет отсутствия добра, нет нелюбви.

Апостол Павел в своем знаменитом гимне любви убеждает нас в том, что любовь — это чудо из чудес. И тут же добавляет, что любовь невозможна, абсолютно невозможна, если мы не увидим в ней то, чем она является — Божественным даром. Это слово «Божественным» все определяет, и оно дивно, потому что это значит, что любовь — в Евангельском смысле — в своей устремленности и в своей мере имеет Самого Бога.

Если бы Божественная жизнь не явилась среди нас, было бы совершенно невозможно любить других. Но когда мы предстоим перед Добром, поистине бесконечным, рождается в нас любовь. Только так можем мы увидеть драгоценность людей, которые ничего не значат для нас, узнать любовь к тем, кого мы не любим. Без такого предстояния все это будет искусственным, нереальным, лживым. Но Господь не требует от нас лицедейства. Он ставит нас в самом центре испытаний, открывая нам, что наш Первый Ближний, наш единственный Ближний — это Бог. Бог — в человеке, Бог — в мире, Бог, отдающий нам Себя в нас самих и в каждом, Бог, даром Которого мы должны стать Промыслом Божиим в жизни других людей и в нашей собственной. И нам надо совершенно новым взглядом, приобщаясь Божественной сокровенности, увидеть других в той красоте, в какой увидел наш Господь Своих апостолов на Тайной Вечери, когда умывал им ноги. Это должно было быть страшно трудным, потому что среди Его апостолов был Иуда, который уже продал Его, и Петр, который скоро трижды отречется от Него. И были все другие, которые будут спасаться бегством перед лицом непредвиденной катастрофы. Однако Господь преклоняет перед всеми колена, потому что в них Он поклоняется Божественному Присутствию, поклоняется Тому Бесконечному Ближнему, Который есть наш Единственный Ближний.

Он знает, что наступит день, когда всем, в том числе Иуде, будет дана возможность покаяния, возможность возвращения к Богу. И Бог, всегда хранящий всех, если только они откроются Его Божественному милосердию, которое предлагается всегда и всем, преобразит этих людей Своей славой. И они явятся в мире, как Его чистые творения, как источник, как начало, как самое средоточие истории и мира. Тогда, наверное, их можно будет любить безоглядной любовью, как Бог любит их, любить без меры, или, вернее, в той мере, какая есть у Бога, любить бесконечно. Потому любовь предполагает непрестанную молитву, которая превосходит всякую внешнюю видимость и которая через человека достигает глубин Жизни, тайны творения человека, совершившегося любовию Божией. И в этом прикосновении к бесконечному источнику, в этой встрече с Богом Живым, в сокровенности нашего сердца, откроется любовь как тайна Страшного Суда, на котором мы будем судимы также всеми Ангелами и всеми святыми. Только любовь устоит на Страшном Суде. Если жизнь наша строится на чем-то меньшем, чем любовь, мы вне Царства Христова, сейчас и вовеки.

Протоиерей Александр Шаргунов

 

Про Масленицу (Сырную седмицу)

Последняя приготовительная ко св. Четыредесятнице неделя называется Сырною, а в просторечии масляною или масляницей, от употребления в эту неделю сырной пищи по установлению Церкви, и Сыропустною, потому что ею оканчивается пред Четыредесятницею ядение сырной пищи. Своим Богослужением, постановлениями и обыкновениями в седмицу Сырную, Церковь внушает нам, что эта седмица есть уже "преддверие покаяния, предпразднество воздержания, светлое предпутие поста, седмица предочистительная". В эту седмицу Церковь предочищает нас телесно и духовно, предварительным воздержанием и пощением, соответственным времени Богослужением и примирением взаимным или обычаем взаимного прощения.

"Дабы мы, от мяс и многоядения ведомые к строгому воздержанию, не опечалились, но, мало помалу отступая от приятных яств, приняли бразду поста". Церковь, снисходя к нашей немощи и постепенно вводя нас в подвиг поста, постановила для православных христиан употреблять в последнюю неделю пред Четыредесятницею сырную пищу; а, по словам блаженного Симеона Фесалоникийского в противодействие, какому - то еретическому мнению. Это древнее постановление Церкви в VII веке еще более утвердилось и распространилось по обету Византийского царя Ираклия (610 - 640). Шесть лет воюя против Хозроя, царя Персидского, Ираклий, отягченный продолжительною и изнурительною войною, дал обещание Богу пресечь совершенно, по благополучном окончании этой тягостной войны, употребление мяс в последнюю неделю пред Четыредесятницею.

По благополучном прекращении брани, уважая благочестивый обет и ходатайство царя, Церковь исполнила его благое желание, согласное с ея св. намерениями, подтвердив употребление сырной пищи в седмицу пред Великим постом. Сообразно намерениям приготовления к св. Четыредесятнице, предочищая души и тела верующих к подвигам поста, Церковь в неделю Сырную не сочетовает браков; в среду и пятницу этой седмицы не совершает литургии, а вместо ея часы, и, как во дни св. Четыредесятницы, в сии два дня Сырной недели с коленопреклонением произносит молитву св. преподобного Ефрема Сирина: "Господи и Владыко живота моего" и проч. Кроме того, в каноне среды этой седмицы, для примера и поощрения приготовляемых к посту, прославляет ветхозаветных святых, пребывавших в подвигах поста, по словам Господа: "обратитеся ко Мне всем сердцем вашим в посте и в плаче и в рыдании" (Иоил. II, 12); в пятницу Сырную воспоминает крестные страдания Спасителя.

А в субботу творит память всех св. преподобных и Богоносных мужей и жен, просиявших пощением, и синаксарь в эту субботу начинается стихами: Душам праведным, ихже память присно пребывает: Жертвы покаяния приношу словеса.

Как воинов, ополченных и готовых на брань, воеводы одушевляют наставлением и напоминанием им о воинах, отличившихся мужеством и храбростью: так Церковь, при ополчении нас на духовную брань во дни св. Четыредесятницы, укрепляет на духовные подвиги примером св. подвижников. "Яко да к первообразному, незлобивому взирающе житию их, многовидныя и различныя делаем добродетели, якоже комуждо сила есть", помня, что и св. подвижники и подвижницы, прославляемые Церковью, были также люди, облеченные немощами плоти и нам подобные по естеству.

Изобразив вкратце дела Божие от начала мира и приблизив нас ко вратам св. Четыредесятницы, Церковь в воскресный день Сыропустной седмицы приводит нам на память изгнание прародителей из рая за непослушание и невоздержание, представляя в утрате ими невинного блаженного состояния достойный пример для слез и покаяния в св. Четыредесятницу; а бедствием, в которое низвергло человечество страсть себялюбия и плотоугодия, внушая: как важны в деле благочестия и спасения пост и прочие дела самоотвержения, и как опасны чувственные греховные удовольствия. Синаксарь в неделю Сырную начинается словами:

«Мир с родоначальники горько да восплачет: Снедию сладкою падший с падшими».

На литургии в воскресный день Сыропустной седмицы словами Евангелия Церковь благовествует нам о том, что нужно нам для получения от Бога прощения грехов во время поста, и как должно поститься (Матф. VI, 14 - 20). Она научает нас, что для получения от Бога прощения наших грехов нам самим надобно прежде простить ближних, согрешивших против нас, Господь глаголет в Евангелии: аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный. Истинный же пост состоит в нелицемерном и искреннем соблюдении церковных правил пощения не пред глазами ближних, но пред очами Бога всеведущего. Пост, по словам Евангелия, произносимым Церковью, есть время, удобнейшее для стяжания духа для стяжания духовных сокровищ подобно тому, как бывает иногда особенно удобное время для собирания и приращения, временных благ; - есть истинный день для делания благих дел, как говорит Церковь словами Ап. Павла, читаемыми в неделю Мясопустную: нощь убо прейде, а день приближися. Отложим убо дела темная, и облечемся во оружие света. Ядый не ядущаго да не укоряет: и неядый ядущаго да не осуждает (Римлян. XIII, 12 - XIV, 3).

Сообразно со словами Евангелия, читаемыми в последний день пред Великим постом, внушающими прощать ближним согрешения и примириться со всеми, в древние времена пустынники Египетские собирались в последний день Сырной недели для совокупной молитвы и, испросив друг у друга прощение и благословение, расходились, по окончании вечерни, по дебрям и пустыням для уединенных подвигов в продолжении Четыредесятницы; врата обители заключались до недели Ваий, в которую пустынно - подвижники обыкновенно возвращались в монастырь. И ныне благочестивые сыны Православной Церкви в последние дни Сырной недели, по древнему благочестивому обыкновению, в знак взаимного примирения и прощения, молятся об умерших и посещают друг друга в продолжение Сырной седмицы. А в воскресный день этой седмицы, по совершении общего прощения во храме на вечернем Богослужении, в знак примирения и освящения, постановлено Церковью для верующих лобызать священные изображения Бога и святых.

Протоиерей Г. С. Дебольский