Посмотрите на себя,
о клубки противоречий-
род увечный человечий,
пляшущий перескорбя.
Посмотрите на меня-
часть от общего уродства
с примесями благородства
– полуёлку-полупня.
Полуангел-полузверь…
я то радостно спасаю,
то отчаянно кусаю
для потех и от потерь.
Полуёжик-полууж…
я то дерзостно колючий,
то угодливо ползучий
под ногами важных душ.
Полувоин-полутрус…
я то яростно сражаюсь,
то застенчиво пугаюсь
взять ответственности груз.
Полутундра-полулес…
я то холодно-ледовый,
то орехово-медовый-
сплав соблазнов и чудес.
Полупесня-полукрик…
я то мягко мелодичен,
то истошно истеричен,
вновь напевен через миг.
Полулебедь-полугриф…
я то чище снегопада,
то на интернетопадаль
нападаю, стыд убив.
То я донор, то вампир,
то раздатчик, то захватчик,
то чудовище, то зайчик,
чередую пост и пир.
То пою: «Христос воскрес!»
То скулю: «Надежды нету»
Полумраку-полусвету
совести слова – порез.
Целен, целомудрен тот,
кто жестокою войною
с эгоизмом, с сатаною
ум украденный вернёт.
«О чём вы думаете?» – спрашивал Фейсбук.
Так спрашивали в школе маму, папу,
когда липучей лени злой недуг
меня сжимал в заманчивую лапу.
Так спрашивал психолог, чтоб гипноз
направить в закоулочки сознанья.
Но не пускал я адский сей насос
качать секреты Божьего созданья.
Так спрашивает нас собор святых.
В том смысле:катитесь куда вы? Посмотрите:
средь вас осталось мало душ живых,
то чушь вы порете, то в облаках парите.
Так спрашивала девушка меня,
любуясь изумительным закатом,
когда-то в юности, но так и не пленя,
сбежала к незадумчивым ребятам.
Так спрашивает строгий духовник.
Все гадости от непрополки думок.
Они, как яд, текут через язык,
кусают, выливаются в поступок.
Так спрашиваю я, смотря в глаза
великих мудрецов, царей, поэтов.
Из древних книг звучат их голоса
с обилием советов и ответов.
О чём я думаю? Да это ж ого-го…
О смене эр, общественных формаций,
преображении народа моего,
крещении всех некрещённых наций.
Но чаще о погоде, об угле,
о том, что недосолена окрошка,
о всём смешном, что было на Земле,
о том, что скоро разродится кошка.
Давайте думать, думать хоть чуть-чуть,
читать, анализировать, бояться-
что нас затянет отупенья путь,
обманов муть, жуть без Христа остаться.
«Не возможно не прийти соблазнам»
– говорит Священное Писанье.
Хочешь стать бездвижимым, безглазым,
видя дерзкой мерзости плясанье.
Не возможно не прийти соблазнам,
милых соблазнительниц отрядам,
делающих с гибелью согласным,
деградирующим ада кандидатом.
Не возможно не прийти соблазнам
тонким, незаметным, изощрённым
– найденным нечаянно алмазам,
яду книг в таланте растворённом.
Не возможно не прийти соблазнам-
пьющим батюшкам, епископам корыстным,
лжемонахам, извращенцам властным,
рысям прессы, крысящим министрам.
Не возможно не прийти соблазнам
изнутри, из нашей сердцевины,
где приют желаньям безобразным,
где вселенских катастроф причины.
Не возможно не прийти соблазнам
независимости, бунта, самоволья,
обмирщенья, мщенья «белым», «красным»,
неба пачканья во цвет евросодомья.
Не возможно не прийти соблазнам.
Подорвём мосты до их прихода,
поползём, подобно скалолазам,
ко святыням нашего народа.
Не возможно не прийти соблазнам.
Но не может ими соблазниться
в ком любовь-иммунитет к заразам,
кто живёт небесно, словно птица.
К иконам принесли цветы.
К иконам принесли печали,
вопросы, муки, маяты,
осколки амфор чистоты.
Иконы молча отвечали.
Младенец с Матерью Своей
– ответ непобедимо полный:
младенчески люби людей,
по матерински пожалей
пловцов волнующихся в во’лнах.
Младенчески не рвись из рук
своих наставников, хотящих
лечить беспечености недуг,
в дверь вечности направить стук
сердец бессмысленно стучащих.
По матерински отнесись
к капризным, грязным, заболевшим.
Перекрести, перекрестись,
на невозможное решись,
чтоб тяжелейшим стало легче.
Младенчески забудь обид
нещадно жалящую пчёлку,
слёз не таи, когда болит,
ликуй, когда вода молитв
потопит суеты двустволку.
По матерински оправдай
виновных самых, грешных самых,
украденное забывай,
лей милостыню через край,
взывай, возись, вози на санках.
К иконам принесли цветы.
К иконам принесли печали,
скривлённые от боли рты,
бинты, чугунные кресты.
Иконы силу источали.
ПЕРВОЕ АПРЕЛЯ
Смеются дети: «Первый день апреля,
ты никому не верь, спина не побелела»
Я улыбнулся глупо, как Емеля,
душа погоревала, поболела…
Откуда знать весёлым малышатам,
что каждый день я никому не верю.
Окаченый холодных глаз ушатом,
от шуток современников немею.
Какая глупость… белая спина.
Исправить можно, загорев в июле.
Плащом обтёрта чья-нибудь стена
в опасном иноземном карауле?
Какая милость… белая спина.
Возможно это пёрышки перины,
мука для поминального блина.
У белизны есть разные причины.
Какая крайность… белая спина.
Уселись бабочки на мой хребет могучий?
Иль черви вылезли, которыми полна
плоть, накопившая опасной гнили кучи.
Какая радость… белая спина.
У ангела и лебедя такая.
Зимой бела российская страна.
Её спина всех вынесет, спасая.
Какая жалость… белая спина-
мой белый флаг при наступленье бедствий.
Страшнее ведь-когда спина черна
от грязи сплетней, от пинанья следствий.
Какая малость… белая спина.
Быть должен бел от темя до подошвы.
Но неграми нас сделал сатана,
остались белыми лишь щедрые ладоши.
Какая сладость… белая спина.
От пота соль и сахарная пудра
на вид не различимы. Нам дана
способность не судить, смирившись мудро.
Какая дикость… белая спина.
Спина должна быть скрыта камуфляжем.
Она незадрожавшая нужна
для прикрыванья новобранцев, скажем.
Вот День Вранья приблизился к концу.
Грядущий день едва ль прибавит правды.
Но необманутому в скользкий век лицу,
назначены небесные награды.
В России снег сошёл. Ушёл по ручейкам,
по Волге в Каспий, облака наполнил.
Недорастаянность, так свойственная нам,
морозит исторические корни.
Тут недоделанность покоя не даёт,
там недосказанность владеет над речами.
Но я надеюсь – будет ледоход,
начнётся сдвиг застывшего веками.
Недоумения уйдут к себе домой-
в подшивки»Искры», в души сумасбродов.
От богоборчества, несомого толпой,
осталась горечь в памяти народов.
Недораскаянность, как опухоль, томит.
Недомогание отсюда происходит.
Но радость греет, струйка слёз бежит
и к воскрешенью совести приводит.
Злодей с дипломом-недочеловек,
а недотёпы, зачастую, благи…
Такие мысли вызвал бывший снег,
несущийся с журчанием в овраги.
ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ
День космонавтики справляют, но не так,
как День Победы, Новый год, День женский.
Народ, в недавнем прошлом деревенский,
болеет то за спирт, то за «Спартак».
Нам проще думать о родной Земле
и о родном потустроннем Небе.
А космоса пугающая небыль-
цель мира, преуспевшего во зле.
Потратив триллионы лишь на то,
чтоб залететь чуть выше самолёта,
довольна разных институтов рота,
как выигравший сто рублей в лото.
А ум фантастов дальше полетел-
ища подобных нам цивилизаций
для избавленья из канализаций
смердящих мыслей, сатанинских дел.
Гагарин улыбается. Как знать
куда пошёл он, сняв скафандр тела?
Душа его о Родине болела,
умевшей по-иному ввысь взлетать.
Сегодня космонавт, почти любой,
летит с иконой, говорит о Боге,
усердно молится при «кочках на дороге»,
скучает о простой любви земной.
День космонавтики справляют, но не так,
как Пасху, Рождество, Преображенье…
Мне тоже нравится под звёздами броженье
под пенье соловьёв, под лай собак.
Благодарю за жизни хрупкий мак,
о послесмертье возношу прошенье.
ДЕНЬ ПАМЯТИ ПРЕПОДОБНОЙ МАРИИ ЕГИПЕТСКОЙ
Ад это-боль, унынье, пустота,
издёвки демонов, отсутствие покоя,
ожоги, холод, мрак, нечистота…
Все злобные, всё скорбное такое.
Мария преподобная, сойди
и в ад земной к страдальцам сладострастья.
Амура стрелы в глупой их груди,
на части рвут их разные несчастья.
Они все зомби, демонский гипноз
их превращает медленно в животных,
но всё с обильем музыки и роз
для заглушенья ощущений рвотных.
Сеть более возвышеным-роман,
сеть грубым-оргии без всяких предисловий.
В итоге же выходит наркоман,
искатель с каждым существом «любовей».
Приворожили, окрутили всех
эроты, афродиты, купидоны.
Грязь обеспечила коммерческий успех.
Открыты в душах скотские законы.
Мария преподобная, скорей
рви эти сети, что в глубинах мозга,
спасай всех заблудившихся людей,
хотя есть те, к кому стучаться поздно.
Но даже их встряхни бедой, войной,
внезапным раком, милостью нежданной,
великим чудом, светлою тоской
о чистоте планеты первозданной!
СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК
Соловей и разбойник… Как сблизили несовместимое?
То ли петь у разбойников дело второе, любимое?
То ли птичка ворует покой, убивает обыденность?
Побуждает сказать недосказанность, учит увидеть невидимость.
Соловей и разбойник – поэты России узнаются,
что затронут глубины души, а потом то запьют, то стреляются.
Неужели иначе прожить у меня не получится?
Я хочу состраданьем к больным, а не страстью любовною мучиться.
Соловей и разбойник. К раскаянью птичка растрогает?
Или он язычок соловьиный в припадке гурманства распробует?
В дружбе тоже бывает- сойдутся характеры разные…
Мысли кончились. Хочется спать. А за окнами песни прекрасные.
18.05.09
Союз распался, но приставка «со» –
цемент соцветий, скрепочка созвездий.
Как радостно ещё одно лицо
дописывать в собрание соседей.
Как хорошо: к сородичам зайти,
любить своих неправильных сограждан,
советоваться с Богом на пути,
который собеседником украшен.
Собор любой пытается собрать
сообщества разрозненные злобой,
в ковёр всех судеб ниточки соткать,
чтоб не носились со своей особой.
Полезно сочетать, сопоставлять,
соизмерять, сорастворять с другими
свой путь, чтоб сомолитвенником стать
святых – врагов замучившей гордыни.
А соболезнованье, совесть как нужны!
Без них душа докатится до свинства.
Мы не набросаны, мы сооружены-
награждены оружием единства.
Сотрудники мои давно уж спят.
События отложены на утро.
Соцветия в окошке шелестят.
Созвездия мигают мне как-будто.
А я сижу и сочиняю стих-
соединяю слоги, строки, строфы…
Все уходящие за рамки «со» своих
приблизились к порогу катастрофы.
Земля проснулась, как артистка цирка
оделась в травы, маки, лопухи.
Пижаму снега ожидает стирка
в бурлящих водах скачущей реки.
И небо примеряет облаченья
суровых туч, закатных облаков,
туманов дымчатых-для скорого леченья
одетых некрасиво чудаков.
В одежде проявляется надежда,
глубинное желание сердец.
Не думает о внешнем лишь невежда,
с рассудком поругавшийся вконец.
Вот бунт, мятеж, пощёчина всем вкусам-
обилье кожи, клёпок, блёсток, дыр.
Чалма страшна на русском чубе русом.
В одежде пляжной ходят на эфир.
Вот афродитины коварные ловушки-
прозрачности, короткости, разрез.
Пытаются капризные дурнушки
раздевшись проползти в разряд невест.
Вот мужеженщины, вот женщиномужчины.
Штаны и шорты сделали своё –
полы лишь на рентгене различимы.
Вот эпатажное ряжение в старьё.
Доводят джинсы до ковбойских мыслей.
Футболки с надписями говорят о том,
что грозы с Запада над русскостью нависли,
что думать стали только о земном.
Поэтому, когда я вижу где-то
в одеждах меру, веру, красоту –
благодарю, что Господом одеты
на душу тело, крестик, ризы, лето,
стремленье облачиться в чистоту.
Вчера мы были на дожде,
как на прекраснейшем спектакле.
Боролись с сухостью везде
его стремительные капли.
Вчера мы были под дождём-
холодным душем после бани
переживаний о земном,
играния с огнём на грани.
Вчера мы были у дождя-
вождя грибов, червей, лягушек.
До крайней мокрости дойдя
с ангиной боремся из кружек.
Вчера мы навещали дождь,
прогнавшего больных под крыши.
Но песня листьев, тела дрожь
пролилась с неба, то есть Свыше.
Поэтому ни зонт, ни плащ
не портили с дождём общенья.
Мы шли как-будто бы сквозь плач,
необходимый для прощенья.
КОНЕЦ ПОСТА
Плоть борется воинственно с постом,
урон её ленивости немалый.
Но всё ж она раскается потом,
придёт с повинной, словно вор бывалый.
Плоть многочастна, несколько полков
в столицу – душу рвутся неустанно.
Желудок дерзко просит шашлыков.
Спина кроватку ищет постоянно.
Лишь отобьешься-лезет голова.
Болит, кружится, чешется, тупеет.
Язык всё путает священные слова.
Костей и мышц сплетение немеет.
В районе почек снова блудный бунт.
От печени ползут наверх тошноты.
Гортань, употребивши хлеба фунт,
толкает пищевод уйти с работы.
Давленье давит, кровушка кипит.
Вот слабость-слабостей невинных порожденье.
То что-то горячит, то холодит.
Замучили разженье и броженье.
Глаза огонь заносят в слабый мозг.
А там ушами приготовлен порох.
Нерв гложет сердце, нежное, как воск.
Оно же страх кидает вглубь подкорок.
Мозоли даже втянуты в войну.
Подкожный жир дерётся, умирая.
Все железы, привыкшии к вину,
к отчаянью приблизились от чая.
Но скоро Пасха светлая придёт,
перенесёт мятежнейшее тело
в чудес и радостей святых водоворот…
Поэтому душа воюет смело.